Дьявольский ребёнок

В мае 1971 года, я родила своего первого ребенка — дочь Машу. В палате родильного дома познакомилась с одной роженицей, Леной. У нее тоже была девочка. Имя ей дали странное — Оливия. Видимо, потому что отец был археолог, помешанный на раскопках в Крыму. Но в обиходе все звали Оливию Олей, так что проблем особых не возникало.
Нам с Леной детей приносили на кормление одновременно, и я сразу же заметила, что у Оли на обоих плечах сзади имеются родинки в форме звезд. Вот бы родителям тогда призадуматься, но время было безбожное, и образованные люди в приметы и знаки особо не верили. А вот моя мама, родом из сибирской деревни, когда услышала от меня рассказ про подозрительные родинки, сразу сказала, что ребенок от дьявола. И еще добавила, что родись такое дитя у нее на родине, лет так сто назад, ему бы вырасти не дали — просто заморили бы голодом.
От таких ужасов мне стало нехорошо, и больше я с мамой об Оле никогда не разговаривала. Но общение с Леной мы продолжили. Где-то раз в год, я ходила к ней в гости, поэтому видела, как ее дочь развивается. Сразу было видно, что Оля вырастет стервозной штучкой. Она всегда лучше всех знала, как что делать, язык ее был остер как кинжал. Кроме того, обещала стать красавицей и в этом сильно отличалась от своих невзрачных родителей.
Внутренний голос подсказывал мне, что Оле с Машей дружить не стоит, поэтому дочь я с собой в гости не брала. И правильно сделала, как оказалось. Как-то звонит мне озабоченная Лена, плачет и просит приехать. В квартире только она — Оля у бабушки, муж в командировке. Оказалось, что, разбирая детский уголок, моя подруга наткнулась на рисунки. Я посмотрела их и ужаснулась. На всех, Олиной рукой были изображены сцены убийств родителей разными способами в окружении перевернутых звезд, вписанных в круг. И много странных символов — буквы какого-то древнего алфавита.
Сейчас каждому было бы понятно, что это черномагические дела, но тогда единственное, что беспокоило Лену, — это как бы дочь не попала на учет к психиатрам, когда пойдет в школу (в детский сад ее не отдавали), что было чревато «волчьим билетом» на всю жизнь. Я посочувствовала подруге, но ничего ей не смогла посоветовать. Девочку нужно было лечить, но мать об этом и слышать не хотела.
Вернувшийся из очередной экспедиции, отец Оли узнал на ее рисунках символы одного из сатанистских культов Древней Греции, которые он когда-то встречал во время раскопок. Пытаясь получше разобраться в дочкиных писульках, он показал их своим коллегам-ученым. Те из них, кто знал об этом культе больше, были поражены — девочка очень точно воспроизвела древние заклинания на смерть. Отец же уверял, что никогда не держал дома литературу на эту тему. В конце концов люди науки восприняли это как курьез и позабыли.
А через шесть месяцев мне стало известно, что муж Лены, весельчак и жезнелюб, совершил самоубийство. Остался один дома с дочерью, по ее словам, уложил ее спать, а сам пошел на кухню, накинул на газовую трубу веревку и удавился. Труп обнаружила жена, вернувшаяся с ночной смены, — он висел так же, как на одном из рисунков дочери.
Оправившись от горя, Лена решила отдать Олю в школу-интернат. Мотивировала это тем, что с ее сменной работой следить за ребенком было невозможно. Но я чувствовала, что она просто боится дочери и не хочет жить с ней в одном доме. Согласитесь, какая это трагедия для матери…
Но осуществить задуманное Лена не успела. Всего через месяц, после смерти мужа, она выбросилась из окна. И опять Оля ничего не видела и не слышала, так как спала. Я же помнила, что такую смерть матери она уже изобразила ранее, на тех памятных рисунках.
Единственное, что я знаю о дальнейших событиях, это то, что Олю отдали на воспитание бабушке и дедушке. Следить за ее судьбой мне не хотелось, потому что, признаюсь, я сама стала побаиваться эту девочку.
Все же права оказалась моя мама — не принес этот ребенок счастья своим родителям. Жаль, что родилась она в крупном городе, а не в глухой сибирской деревне. Уж там-то знали бы, что делать…