Служил я срочную на “специальном фортификационном сооружении” (в простонародье – “яма”) – это вроде подводной лодки, закопанной глубоко в землю. Заступали туда в наряд на сутки 5 человек – 4 срочника и прапор. Мой пост на нижнем этаже, крайний – дальше по коридору только туалет. Дежурю на посту, и спать хочется и родину жалко. Курево кончилось, а идти на соседние посты – “в лом”. Вдруг, слышу по коридору сапоги солдатские: “Бум-бум-бум”, – мимо моей двери в сторону туалета. Только сапоги по звуку подкованные, железом по фальшполу гремят. А у нас никто не подковывался – запрещено из-за искроопасности, да и не модно было. Ладно, думаю, назад пойдет – стрельну закурить. Прождал полчаса, не идет, прослушать я не мог, так как курильщик заядлый – уши до того опухли уже, на погонах лежат. Открываю свою гермодверь, иду в туалет – НИКОГО! Становится интересно: назад иду, обшаривая все углы, прохожу по всем этажам, захожу на все посты – все на месте, даже прапор, выслушиваю кучу пожеланий куда мне идти и настреливаю полпачки вожделенного яду. Выясняю, что никто в туалет не ходил, по крайней мере последний час. Внешний люк с “ямы” задраен – снаружи его открыть, без специального инструмента, невозможно (как-никак рассчитано все на остаточную волну от ЯО). С утра, когда нас меняют, идем строем под командой прапора в казарму, специально обращаю внимание на обувь сослуживцев – никто не подкован, как я и ожидал. Разрешилась загадка несколько позже, старослужащие в задушевном “каляке”, под самокруточку с канабисом, рассказали, что во время строительства нашей “ямы” стройбатовец один погиб. Был сослуживцем “приколот наглухо” заточкой: то ли за долг карточный, то ли за что еще. Вот именно его дух не успокоившийся и бродит теперь по “яме”. Еще полтора года я нес службу на “объекте” и много раз слышал шаги того “строилы”. Самого, правда, не видел. Относился я к этому явлению спокойно почему-то. А вообще, по разному все реагировали. Сослуживец мой из Новосибирска, веселый, но пропащий наркоман, со стажем аж белел весь, когда слышал эти шаги с подковками по коридору ночью, часто прибегал ко мне на пост пересидеть – боялся один быть в такие ночи. Даже пытался задабривать “бедолагу”, то есть мертвого солдата, оставлял тому в коридоре сигареты, спички, чай, “вкусняшек” каких-нибудь нехитрых, солдатских. Не знаю, добился ли своими приношениями чего-нибудь, кроме наших насмешек.