Когда я перешла в шестой класс, то мне пришлось столкнуться с совершенно незнакомыми людьми. Думаю, у вас в своё время тоже делили классы после пятого по направлениям: вроде биологического, гуманитарного, математического и так далее. Каждый такой класс представлял собой сплав из всех бывших, поэтому две трети одноклассников были для меня незнакомы, однако человек я вполне коммуникабельный, и уже через пару месяцев новый класс стал мне родным.
Правда, с двумя девочками я так и не смогла сдружиться, или, по крайней мере, просто пообщаться: в ту пору некоторые школьницы (и чего греха таить, школьники) предпочитали как-то выделяться из основной массы посредством влияния в какую-нибудь субкультуру. В основном, конечно же, это были “эмо”. Однако мои одноклассницы причисляли себя к так называемым “готам”. Это выражалось не только в их стиле одежды, но и отношением к окружающим.
Одну из них звали Катей, но, упаси вас Бог, было назвать её так: много нового узнали бы о себе за несколько секунд. И в своей компании, и в школе она требовала, чтобы её называли Крис. Этакий комок злости, выпивающий, скорее всего, каждый день по баночке-другой “Ягуара” и стреляющий у старшеклассников сигареты.
Вторую девочку звали Алёной, и я так подозреваю, что она когда-то попала под дурное влияние Кати и, не в силах сменить ценностные ориентиры, осталась в её компании. На свою “старшую” подругу Алёна смотрела, как на божество: всё время потакала ей, давала списывать, а на переменах всегда ходила за ней, из-за чего получила обидное прозвище “Крисиный хвост”. Злые языки утверждали, что за этой “дружбой” крылись и более глубокие чувства, доказывая эту версию тем, что каким-то образом видели фотографии в закрытых альбомах социальных сетей, где были запечатлены взаимные поцелуи “подружек”.
Окончательно мои отношения с Катей испортились с середины седьмого класса, так как мне выпала честь делить с ней одну парту на протяжении трёх месяцев. В немилость к Кате я попала по причине моего категоричного “нет” в плане списывания. Из-за этого в конце учебного года она чуть не осталась на второй год, и, начиная с восьмого класса, между нами развернулись настоящие боевые действия. Дохлый таракан в помадном тюбике, птичий помёт в пудре – лишь малая толика наших взаимных пакостей. Стоит ли говорить, что Алёна активно помогала своей подружке?
Поэтому, переходя в девятый класс, я тешила себя мыслями о том, что видеться с этой компанией мне остаётся последний год, так как была уверена, что в десятый они не пойдут.
Однако все мои прогнозы рухнули в среду, 9 декабря, когда Катя упала в обморок прямо на уроке, и её на “скорой” увезли в больницу.
Две недели ничего не было о ней слышно. Когда наши ребята пару раз пытались узнать о состоянии здоровья Кати у Алёны, та сразу же заливалась горькими слезами. У учителей, впрочем, тоже было бесполезно спрашивать: все как один отвечали, что Катя заболела и находится на домашнем лечении.
Потом же пришли новогодние праздники, а вместе с ними и каникулы, поэтому о Кате на некоторое время все подзабыли, в том числе и я. Чёрт, да я была рада, что она прохлаждалась дома в постели! Как же была я удивлена и раздосадована, когда в один прекрасный мартовский день на пороге своей квартиры я встретила… Алёну.
Алёна попросила меня отправиться вместе с ней к Кате. Я вначале запротестовала, но, увидев слёзы на глазах Катиной подружки, всё же дала согласие.
…На пороге квартиры нас встретила мама Кати, Наталья Андреевна, которая очень обрадовалась нашему приходу. Предложив мне и Алёне чай, она тут же, не дожидаясь ответа, побежала на кухню. Мы же прошли вглубь квартиры и зашли в комнату моего заклятого врага.
Передо мной раскрылась страшная картина. От некогда красивой и бойкой девчонки, способной посылать каждого куда подальше, осталось нечто. Нечто иссохшее с мученическим выражением лица и желтоватым оттенком кожи. Нечто, окружённое баррикадами из всевозможных лекарств и препаратов, но ещё борющиеся за жизнь.
– Ааа, вот и ты, – едва слышно произнесла Катя.
– Привет… Как… поживаешь? – вырвалось у меня.
Уголки рта у больной скривились, и я уже машинально втянула голову в плечи, готовясь к порции отборного мата, и уже браня саму себя за такой несуразный вопрос.
Однако через пару секунд я услышала еле различимый смех.
– Ха-ха, кха… Кха. Да как видишь, не очень. Думаю, ты и сама понимаешь, что мне остаётся недолго на этом свете радоваться прелестям жизни. Хотя какие прелести? Надоело уже всё.
Я до сих пор не понимала, зачем она меня позвала к себе. Вызвать жалость и добиться от меня чего-нибудь?
Катя заметила растерянность в моих глазах и продолжила.
– Я вот тут подумала. То, что я скоро откину коньки – это факт. Врачи хоть и говорят, что шансы на выздоровление есть, но они просто лгут. Сама в инете про четвёртую стадию читала и поэтому на чудо не надеюсь. Тебя же я позвала лишь с одной целью, – тут лицо Кати сделалось серьёзным. – Я хочу… извиниться перед тобой за все те выходки в школе. И в качестве символа примирения я бы хотела вручить тебе это.
Я почувствовала мягкое прикосновение с левой стороны. Обернувшись, увидела Алёну, держащую в руках плюшевого медвежонка, которая ещё раз ткнула меня этой мягкой игрушкой.
– Спасибо… Но право, не стоит… – начала я отказываться от подарка.
– Постой. Я дарю тебе моего Винни, а взамен… можно ли у тебя попросить ту расчёску со стразами, которую ты в прошлом году купила? – попросила Катя.
В тот момент я замешкалась. С одной стороны, мне к чёрту не нужен был этот обмен вещами, но с другой, учитывая, что это просьба человека, который хочет лишь помириться со своим врагом перед смертью, я согласилась, благо прихватила с собой сумочку.
В этот момент в комнату вошла Наталья Андреевна с чаем и печеньем, мы мило побеседовали ещё полчаса и я, ссылаясь на срочную работу по дому, ушла. Алёна решила остаться вместе с Катей.
…Через пару недель после нашей встречи Кати не стало. Я не была на похоронах, но мне рассказывали, что Алёна ревела вместе с Натальей Андреевной навзрыд и чуть ли не прыгнула за гробом в могилу.
А ещё через совсем небольшое время после похорон мне стала сниться Катя. Поначалу это были обычные сны, я бы даже сказала, бытовые: мы или сидели за партой, или ходили по школе и ругались. Но вот концовка всех снов была одинаковая: Катя начинала заливаться тем самым болезненным смехом, который я слышала от неё в последний раз.
Потом это стало превращаться в кошмары. Теперь во снах Катя являлась ко мне в том виде, который я видела в последний раз. С распущенными волосами, полуголая она шла за мной и кричала мне вслед: “Ты пойдёшь за мной! Ты пойдёшь за мной!” – заливаясь нечеловеческим смехом. Сон обычно заканчивался тогда, когда Катя хватала меня за плечи своими холодными руками и тащила за собой.
Через некоторое время этот кошмар видоизменился: теперь я лежала на кровати на животе, лишённая возможности шевелиться, а сзади кто-то расчёсывал мои волосы. И да, этот “кто-то”, я уверена, был Катей.
Финал наступил в тот момент, когда в ванной комнате после такой “бурной ночки” при расчёсывании обнаружилось, что у меня стали выпадать волосы. Много волос.
Вот теперь я действительно перепугалась. Когда в школе я рассказала своим подругам, что со мной происходит, одна из них, Лена, предложила мне обратиться к её бабушке, которая не только отличная травница, но и умеет “всякую дрянь снимать”.
…Лена оказала мне огромную помощь. Её бабушка, только услышав мою историю, всплеснула руками и с укором спросила, зачем я положила личные вещи в гроб. Когда же я сказала, что последний раз на похоронах была уже давно (тьфу-тьфу), бабушка нахмурилась и попросила меня переночевать одну ночь у них. Я согласилась.
И вы знаете, ночь прошла совершенно спокойно! Наутро, расспрашивая эту замечательную бабушку, что же со мной сталось, та потрепала меня за щеку и сказала, что направленное на меня зло вернулось к своим хозяевам. Я догадывалась, что это за “хозяева”, но тему предпочла больше не развивать.
С Алёной мы больше не пересекались. После смерти Кати в школу она ходить практически перестала, с натяжкой сдала экзамены и поступила в какой-то техникум. Из обрывков разговоров про Алёну за последние пять лет я узнала, что у неё были две попытки самоубийства, после второй она некоторое время провела в психиатрической лечебнице, а в настоящий момент живёт затворницей и ни с кем особо не общается.
Один знакомый видел её на могиле Кати в Троицу, причём, по его словам, складывалось такое впечатление, что она “разговаривала” с памятником.
Впрочем, я очень рада, что сейчас, ложась в свою кровать, я точно знаю – сон будет крепкий, а самое главное – спокойный.