Случилось это в далеком таежном поселке Поканаевка, Красноярского края в середине 80-х. Я служил в армии, был сержантом. Летом 1986 года меня и двоих моих друзей (одного из них звали Андрей) прикомандировали к батальону внутренних войск, охранявших лагерь особого режима. Нас направили из Красноярска на розыск бежавших осужденных. Хоть и носили мы серую (ментовскую) форму, но принадлежали, также, к внутренним войскам, поэтому «местная батальонная шерсть» (старшины, сержанты и пр.) встретила нас очень радушно. Мы пили самогон до самой глубокой ночи, как говориться: «до полного изумления». Когда уже у всех «глаза собрались в кучу», кто-то из наших новых товарищей (видимо, проверяя нас, командировочных, на «вшивость») предложил сходить нам, приезжим, на местное жуликовское кладбище, расположенное километрах в пяти от воинской части, в тайге, куда вела заметная, но не «наезженная» дорога. Если Вам когда-либо доводилось оставаться на ночь в лесу, то вы поймете, что задачка, даже для пьяных, здоровых двадцатилетних парней достаточно серьезная. А тайга – не пригородный лесок, папоротник в рост человечий, а ель – не новогодняя пихточка. Ель – мрачное, холодное дерево, зашел за такую елочку и, нет тебя, сгинул.…Ну, нам деваться некуда, вызвались мы вдвоем с Андрейкой, дорогим товарищем моим. (Третий наш товарищ, радист Володя находился «в осадке» уже более часа и поддержать нас не мог). Пошли, но перед тем, как пойти пристегнулись гимнастерками. (На рукавах раньше пуговки были, так Андрейка в мои петельки свои пуговки застегнул, а я в его) Зачем? Да чтоб не потеряться, да и состояние «не стояния» давало себя знать. Как мы добирались – помню смутно, падали, смеялись, что-то говорили. Не суть. Надо Вам сказать, что в том краю – на метр земля, а дальше – вечная мерзлота. И людей хоронили так: метр земли (а то и меньше) и сверху холмик. И все. Плоть разлагается, выделение тепла, пр. физика и химия – в результате могила проседает на пол, а то и более метра. Как правило, за жуликовскими могилками никто не ухаживает, вот вместо холмиков и получаются квадратные ямы. В темноте свежие могилки светятся. А светятся так: полыхнет голубым вдоль края (газ вырывается) и, минут на десять-пятнадцать – ничего. Но, мы-то этого раньше не знали! Хмелек с нас сходить начал. Я Андрейке говорю: Дюша, валить надо; а он – доказательства нужны, что на кладбище были. Тянется он листочек с какого-то венка оторвать и, падает в ямку, могилу просевшую, а так, как мы рукавами гимнастерок пристегнуты, то и меня за собой тянет. Я ему со смехом говорю; ты что-то рано прикладываешься, вылезай! И вытягиваю его. Пришли мы в часть, встретили нас, выпили еще, ну и все на этом. Было это летом, а на следующую весну – у нас дембель! 16 июня 1987 года обнялись мы с Андрейкой на вокзале Красноярска, поцеловались, соответственно, адресами обменялись. Я моему товарищу фотографии наши общие выслать до конца лета обещал, короче, расстались. Затем поступление в универ, подготовка, то, се. Фотографии я сделал только к октябрю, выслал по Андрейкиному адресу. Ни ответа, ни привета. Ближе к Новому году приходит письмо. Написано женским почерком. Пишет мне мама моего товарища. Не прожил «на гражданке» мой друг и трех дней. Погиб. Шел с девушкой своей в цирк. Машина его сбила. КАМАЗ. Пьяный водитель пытался от милиции скрыться. Вот так бывает. Царствие, тебе Андрейка, небесное!