«В моей жизни часто случались необъяснимые, мистические события. Может, потому, что дед у меня был цыганом. Об одном событии я хочу вам рассказать.
Это случилось в 1996 году. Я работала воспитателем в детском саду. Поскольку я неплохо рисую, то часто оформляла альбомы сотрудникам к различным юбилеям. Как-то раз, в марте, ко мне подошла наша заведующая и попросила сделать ей альбом к годовщине смерти сына. Сына она очень любила, погиб он на работе за две недели до своей свадьбы.
Времени для оформления альбома у меня было мало, фотографий – куча. Надо было принести готовый альбом на другой день рано утром, а у меня еще было много работы. Чтобы мне никто не мешал, я отправила родных к бабушке, а сама осталась в квартире одна с собакой. Сижу, пишу материнские стихи под фотографией сына:
«Сыночек мой, прости меня,
Что я тебя не сберегла…
В твой час последний на Земле
Моя душа рвалась к тебе».
И плачу горькими слезами. На часах 2 ночи.
И вдруг за плечом резко метнулась черная тень, повеяло холодом. Я обернулась – никого. Стало как-то не по себе. Только начала писать, резко заколыхалась оконная штора. Встала закрыть форточку, но она была закрыта! Штора замерла. И тут по стене кто-то стал постукивать, шарить ладошкой под ковром. Стук был четкий, громкий, то опускался к полу, то поднимался к потолку. При этом я ощущала чей-то пристальный взгляд.
Со страху я закричала: «Урмас!» (собака спала в соседней комнате). Собака тут же появилась в дверях, остановилась на пороге. Надо было видеть моего доброго, спокойного друга! Шерсть у него на загривке встала дыбом, он страшно оскалился и стал громко рычать, глядя на ковер, где только что слышался стук.
Все произошло буквально в несколько минут. Я выскочила в кухню, включила везде свет, стала произносить молитву. Еле-еле успокоилась. Собака из комнаты так и не вышла. Я решила лечь спать со светом, встать пораньше и закончить наконец-то последнюю страницу альбома. Времени было около трех ночи.
Только задремала, вижу такую картину: свежая могила, вдруг из глины выворачиваются руки, потом появляется человек, он сидит весь в глине, лица не видно, одни большие глаза, смотрит на меня и что-то шепчет. Я заорала и проснулась. (Потом, когда я описывала могилу, памятник, венки с надписями, оказалось, что я видела захоронение сына нашей заведующей, хотя на похоронах и не была.) Руки у меня тряслись, голова разболелась. Был пятый час. Утро! Больше уже, думаю, ничего не случится.
Я умылась, села за стол, взяла совершенно новый фломастер, чтобы сделать последнюю подпись к фотографии, на которой лежал погибший Алеша, широко раскинув на снегу руки: «Да будет воля твоя!» Когда я выводила «Да будет», у меня сломался фломастер. Я взяла другой. То же самое… Короче говоря, альбом я тогда так и не закончила.
Как я сама все это объясняю? Видимо, своими слезами и переживаниями я вызвала душу Алексея. Он хотел мне что-то сказать или передать, но я испугалась и не смогла понять это. Когда сталкиваешься с чем-то мистическим в жизни, всегда страшно, ведь нас воспитывали материалистами. Две вещи мне кажутся неоспоримыми. Ломая фломастеры, Алеша давал понять, что не хочет, чтобы существовал его посмертный альбом. Руки, тянущиеся из могилы и широко распахнутые глаза, смотрящие на мир, – знак того, что смерть его была преждевременной, душа его тянулась к жизни».