Месть домового?

Короткий рассказ без претензий на высокий литературный стиль, отличающийся от большинства подобных историй тем, что всё произошло не «где-то и с кем-то», а в конкретном здании и с конкретным человеком, другом моего отца.
Есть у нас в Туле, на нынешней Староникитской улице, комплекс зданий с двухвековой историей. Главный корпус (современный номер дома 75) – большое, просторное трехэтажное здание – был построен в 1819-1822гг., как значится в исторических хрониках, «на бывшем владении купца Герасима Сушкина, находящемся меж Воронежскою улицею и Подьяческою слободою». Для тех лет на фоне окружающих его деревянных домишек представлялся он невероятно огромным и необычным по архитектуре, так как частью этого здания является храм в честь Софии Премудрости Божией. Позднее рядом выстроили ещё два кирпичных корпуса. Весь этот комплекс принадлежал до 1918г. духовной семинарии, а затем стал местом дислокации артиллерийских полков 84-й стрелковой дивизии. В 1944г. здесь было организовано Суворовское военное училище, курсанты которого участвовали в параде Победы 1945г. на Красной площади. А после 1960г. тут располагалась школа-интернат № 3. В 2001г. здания были возвращены епархии, и сейчас здесь вновь находится духовная семинария.

Мой рассказ относится к тому периоду, когда в главном корпусе располагалась школа-интернат для детей-сирот. Хороший знакомый нашей семьи, которого я звал всегда дядя Слава, работал в этом интернате учителем рисования, и параллельно ему приходилось выполнять различные функции завхоза, так как он имел «золотые» руки. За своё добросовестное отношение к делу и, как говорили в те годы, «высокие моральные качества» он со временем был выдвинут на должность директора. Дядю Славу это нисколько не обрадовало – куча хлопот на всех фронтах при незначительной прибавке к зарплате. Но во времена развитого социализма роптать было не принято, тем и отличались люди того времени от нынешних поколений.
В здании интерната комнат было не сосчитать. На фото виден только ровный парадный фасад, но на самом деле с противоположной стороны у корпуса есть ещё два трёхэтажных ответвления, и сверху здание напоминает знак «Пи». Так как финансирование подобных учреждений было крайне скудным, то отремонтировать все помещения не представлялось возможным, поэтому в комнатах, окна которых выходили во двор, а не на парадный фасад, не всегда имелись даже стёкла, вместо этого некоторые оконные рамы были заколочены фанерой. Такие комнаты использовались в качестве чуланов, в них хранили всякий хлам, оставленный предыдущими владельцами здания.
Интернат был круглосуточного пребывания. Старое здание, наполовину не задействованное, не могло не породить среди воспитанников различные мистические истории. Самой известной была местная страшилка про бродящего по ночным коридорам призрака повесившегося суворовца, который по одной версии мечтал попасть на войну, да не успел, война закончилась, а по другой – покончил с собой, узнав, что его отец – предатель, так как попал в плен к немцам. Произошёл ли на самом деле такой случай во времена суворовского училища – история умалчивает. Разумеется, у детишек подобные рассказы вызывали неподдельный трепет, с вытекающими отсюда регулярными проверками друг друга «на слабо» путём ночных прогулок «на Камчатку за призраком». Причём иногда из подобных походов ребята возвращались бегом в восторженном испуге, даже не боясь гнева дежурных воспитателей, потому как были уверены, что действительно видели что-то во мраке коридоров или слышали звуки за запертыми дверями. Даже сам дядя Слава рассказывал, что если ему приходилось засиживаться в интернате допоздна, то ходить по подобным заброшенным частям здания было страшновато, невольно хотелось вернуться туда, где были спальни и классы.
Иногда появлялась возможность привлечь какую-либо шефскую помощь для ремонта. Тогда заброшенные комнаты пытались отвоевать у разрухи и привести в сносное состояние.
В одном из таких помещений и произошли странные события.
Комната была как раз из тех, что имели фанеру вместо стекол на окнах, то есть в ней без электрического освещения всегда было темно. Начали её ремонтировать, в частности, по той причине, что якобы иногда из неё доносились звуки неопределённого характера, причём слышали их не только дети, но и персонал интерната. Подозревали, что причиной могут быть крысы. Специально подкладывали на пыльный пол еду, но она оставалась нетронутой, отпечатков крысиных лап рядом не наблюдалось. Однако старья в комнате было предостаточно, навалено всё это хозяйство было немалой горкой, поди разберись, есть ли в стенах крысиные ходы или нет. При этом все понимали, что крысы в жилом здании, в котором к тому же ночуют дети, – это серьёзная проблема.
Договорились с заводскими шефами. Те прислали машину, выделили людей. Надо выносить из комнаты весь мусор, но как назло старый замок в двери заклинило, ключ провернулся наполовину и застрял. Стали помогать плоскогубцами – сломали ключ. Дверь выбивать жалко, тем более что она с виду весьма крепкая. Хотели залезть по приставной лестнице снаружи и выдавить фанеру в окне, чтобы изнутри открыть защёлки на второй створке двери, но коротковата лестница оказалась (комната находилась, как я понял, на втором этаже). Пришлось всё-таки ломать дверь. Вытащили хлам, никаких крысиных нор в стенах не обнаружили. Вставили стёкла, навели порядок, врезали новый замок. Решил дядя Слава использовать комнату в качестве своей подсобки, принёс сюда всевозможные принадлежности для рисования. Отдельно на столе стопкой сложил наиболее удачные рисунки ребят (они иногда требовались для участия в различных выставках).
Прошёл день или два. У дяди Славы по расписанию урок, нужно ребятам раздать краски, кисточки, бумагу. Отпирает он с дежурными по классу дверь в эту комнату, и предстаёт перед ними печальное зрелище: часть инвентаря разбросана по полу, видны какие-то стеклянные осколки, все лучшие рисунки ребят свалены в кучу на полу и забрызганы чёрной тушью, а на стене над этими рисунками большая клякса – след от разбившегося вдребезги пузырька с этой самой тушью. Замечу, что стекло в этих пузырьках весьма толстое было, захочешь – не факт, что разобьёшь.
Никто из воспитанников интерната не сознался в содеянном. Напротив все искренне недоумевали. Причины насолить дяде Славе таким глупым образом вроде как не было, его по-настоящему любили, он вёл себя с учениками уважительно, всегда предпочитал разговор «по душам» вместо бесполезного крика. Версия, что кто-то позавидовал тем, чьи рисунки оказались лучше, тоже сомнительна, потому что ранее все эти рисунки хранились в легкодоступном месте, а не в комнате, которую дядя Слава эти дни точно закрывал на замок, причём ключ были только у него, а запасной – в сейфе в учительской. В окно не залезть, да и было оно закрыто.
Вот такая история. В дальнейшем в этой комнате ничего странного не происходило. Что же это было: детская шалость или некие мистические проделки, дядя Слава даже для себя так и не решил.