Девушка в лесу

Я наполовину якут. Мать – русская, и вырос я с родителями в крупном городе, но дед по отцу – хардкорный охотник. Он, подрастая, кочевал с семьёй на севере края, охотился с 11 лет, и даже сейчас, хотя у него давно есть свой дом и семья, в лесу он проводит времени больше, чем дома.
Полтора года назад я снова приехал к ним где-то в июле, и, как раз когда я был в дороге, дед по пьяни навернулся в незакрытый погреб и сломал ногу. Пока он лежал в больнице в городе (километров за 150 от нас), я остался один с бабушкой без интернета и постепенно начал лезть на стену от скуки. Чтобы заняться хоть чем-то, решил уйти в лес с ночёвкой: взял бутыль воды, рюкзак, еды, маленькую дедову палатку и дедов же ИЖ. Отправиться решил туда, где ещё не был.
Поблизости почти всё уже было исхожено и знакомо, поэтому решил проехать на мопеде по старой заброшенной дороге, которая вела к какой-то нерабочей уже лесопилке (или не лесопилке, я ни разу не доезжал до конца).
Я собирался отправиться на рассвете, но не представлял, в каком хреновом состоянии был мопед. Пока я вытащил его из гаража, оттёр от мышиного говна, нашёл, где у деда бензин, и убедился, что всё работает, был уже почти полдень.
Дорога была заросшая, но только поначалу. Ехал, пока не устал. Когда надоело, нашёл подходящий овраг вдоль обочины, и, на всякий случай, стащил туда мопед. К этому моменту я намотал почти 18 километров. Убедившись, что его не видно с дороги, привалил ветками и запомнил место – дорога тут переваливала через небольшую сопку, деревьев вдоль дороги не было последние полтора километра, и видно было этот пригорок издалека.
Через примерно час, переваливая через очередной бугор, я увидел просто потрясающе красивый берёзовый лес. Он был в низине, и я видел, где он начинается и где заканчивается. Около двух километров в длину и около одного в ширину. Вокруг было пустое пространство, где не росло даже кустарников, но впечатлили меня две вещи.
Во-первых, насколько я мог видеть, во всём лесу не было никаких деревьев кроме берёз. Во-вторых, вершины деревьев формировали настолько гладкую, почти идеальную поверхность, словно каждый год над леском проходило гигантское лезвие, и убирало все макушки, которые вырастали слишком высоко. Если бы не неровные края этой рощи и расположение в дремучем безлюдье, можно было бы предположить, что это одно из тех искусственных насаждений, которые так любили делать в советские годы. Я сразу понял, что именно там я поставлю палатку, хотя изначально я собирался пройти дольше.
Более грибного места мне не доводилось видеть в жизни. Я даже не пытался специально их высматривать – грибы сами бросались в глаза. Собирать их я не стал – вдруг перепутаю ядовитый, но решил запомнить место и вернуться позже не один.
Спустя какое-то время я понял, что иду уже очень долго и, должно быть, прошёл уже полтора из тех двух километров, что лес тянулся вдоль. Только сейчас я обратил внимание, что не встретил по дороге ни белки, ни даже пролетающий птицы с тех пор, как пошёл пешком. Так как неважно было, где разбивать палатку, я решил вернуться, и устроить лагерь в полукилометре от места, где вошёл в лес.
Спустя, может быть, десять минут я наткнулся на необычное место – тридцать берёз росли в три ровных ряда по десять штук, настолько ровно “по решётке”, что по ним можно было сверять строительные инструменты. Я снова вспомнил свою мысль про искусственные лесопосадки, но неясно было, почему ровно посажены только тридцать деревьев посреди самого леса, когда все остальные растут как попало. Тут я обратил внимание, что слышу шум то ли ручья, то ли ключа. Оглядевшись вокруг, я не смог заметить ничего похожего на ручей. Минуты две я ходил вокруг деревьев и крутился, пытаясь определить, откуда шёл звук, но так и не смог. Я решил, что здесь в низину стекают грунтовые воды, и это шум подземного потока.
В общем, капец начался, когда чуть позже я встретил девушку. Сам я считаю, что 10/10 не бывает, потому что 10 – это идеал, а идеальных людей не существует, но она определённо была 10 из 10. На ней были сандалии, однотонное светло-синее платье и браслет, из, я так и не понял, чего. И, нет, не якутка – очень славянской внешности. Она вышла из-за дерева, сказала: “Здравствуй”, и назвала своё имя. Я назвал своё имя в ответ. Она спросила, что я делаю в лесу. Я ответил, что пришёл отдохнуть. Она засмеялась и спросила, один ли я. Я ответил, что один. Она спросила, не сбежал ли я из дома и засмеялась снова. Я ответил, что нет, не сбежал. Она сказала: “Значит, твои родители знают, что ты здесь?”. “Бабушка и дедушка знают,” – сказал я. Она сказала, что ей пора, и начала смеяться. Я спросил: “Куда?”. Её смех резко оборвался, она посмотрела прямо на меня, развернулась и без спешки побежала прочь, скрывшись за деревьями.
Когда она исчезла из виду, на меня накатило. Во-первых, чувство было, словно после чёрной пьянки когда открываешь глаза и от произошедшего вспоминаешь только фрагменты, и только когда тебе о них что-то напомнит. Я не мог вспомнить её имя, хотя знал, что произносил его дважды, не помнил, почему соврал, что бабушка и дедушка знают, где я. Во-вторых, что она делает в лесу без рюкзака и вещей и куда она убежала. В-третьих, была ли она вовсе? Пару минут я по озирался по сторонам, пытаясь заметить между деревьев что-нибудь. Я не был уверен в данный момент ни в чём, потрогал свой лоб на предмет солнечного удара и в итоге убедил себя, что это фальшивое воспоминание, и пошёл дальше.
Настроения стало паршивым, пройдя десять минут, я выбрал место, бросил вещи и стал собирать хворост. Разведя огонь, я вскрыл банку тушёнки, разогрел её и поел горячего. Стало веселее. Разбил палатку, заварил чаю в железной кружке, дал ногам отдохнуть.
Чуть позже, когда я допил чай и разминал затёкшие голени, она появилась снова. Я снова не мог реагировать так, как должен был бы, наверное, реагировать в такой ситуации. Она спросила, не скучно ли мне, а я ответил – нет. Она засмеялась, и сказала: “Верю. Мне тоже не скучно.” Затем сказала, что больше всего она любит ночное время суток, потому что ночью в лесу далеко слышно всё, что происходит, и никто не мешает”. Я ничего не ответил. Она помялась на месте, затем заметила палатку и спросила: “Это здесь ты собираешься сегодня спать?”. Я кивнул, но промолчал. Она улыбнулась, закусила губу и полезла внутрь. Вскоре из палатки донеслось какое-то неразборчивое ворчание. Я встал на колени, просунул в палатку голову – там никого не было.
Я понял, что только что пришёл в себя и стою перед расстеленным в палатке спальником на коленях с расстегнутой ширинкой. Я в панике выскочил наружу, застегнул штаны и стал нервно оглядываться вокруг – никого и ничего. У меня тряслись руки, в голове была мысль: “Я не знаю, что это за хрень здесь происходит, но надо сваливать”. Сомнений в том, что что-то действительно случилось наяву, больше не было, все планы о ночёвке отменялись. Времени до темноты было не слишком много, но я должен был успеть, как минимум, добраться до дороги, если не задерживаться. У меня тряслись руки. Я первый раз за весь день зарядил ружьё, собрал палатку и рюкзак, и самым быстрым шагом, на какой был способен, двинул обратно, туда, где я вошёл в лес. Что, вообще, она имела в виду? Что я ей мешаю? И что случится ночью? Как я смогу ей помешать? И помешать чему? Я не знал, что именно происходит со мной в эти моменты, когда я себя не контролирую, но был уверен, что это её вина, и ужас от этого был неподдельным.
Почти сразу я увидел её снова и остановился. Она стояла метрах в 15, держась за дерево, с улыбкой на лице. Отойдя от него, она стянула через голову платье, швырнула его на землю, засмеялась, помахала мне рукой и снова исчезла за деревьями. Когда после этого я пришёл в себя, я едва не впал в панику. Мне в голову пришли одновременно все истории про суккубов, банши и особенно про блуждающие огоньки, которые заманивают путников на верную гибель в лесах и на болотах. Я рванул к выходу бегом, но быстро выдохся и перешёл на быстрый шаг. Я спешил изо всех сил, но, думаю, прошёл это расстояние медленнее, чем на пути в эту сторону, потому что постоянно оборачивался и оглядывался, озираясь по сторонам.
Когда я увидел светлые просветы между деревьями, я чуть не расплакался, но, когда до границы леса оставалось метров 30, я встал, как вкопанный. Я долго не двигался и, когда пришёл в себя, понял, что простоял на месте, не шевелясь, как минимум полчаса. Давление кирпичной массы грозило пробоиной ниже фарватера. Эти 30 метров, на которые я пялился последние 30 минут, я пробежал, как мне показалось, в три прыжка. Выскочив из леса и отбежав на пару сотен метров, я повернулся и остановился отдышаться. Лес шелестел, как может шелестеть любой лес, в котором не произошло ничего стоящего упоминания.
Больше времени тратить было нельзя, и я направился к дороге. По пути ничего не произошло, кроме волчьего воя, который я услышал вдали. Волки – серьёзная проблема в Якутии и главная причина, почему я взял с собой ружьё. Но вой раздавался издалека, и причин волноваться о мохнатых тварях не было.
Я добрался до дороги, забрал мопед и поехал обратно.
Вернувшись, я обдумал произошедшее и не стал никому ни о чём рассказывать – мне не нужна репутация поехавшего идиота.
До конца своего пребывания у дедушки с бабушкой я не выходил из дома в одиночку.
Прошлым летом я к ним не ездил и этим тоже не поеду.