У нас на улице стоит заброшенный дом. Жила в нем нищая старуха с сыном-пьяницей. Запустили они двор дальше некуда, а когда оба умерли, дом и вовсе развалился, никто его таким покупать не хочет.
– Жаль домик, без хозяина совсем разваливается, – сказала я соседке тете Тане, проходя с ней вместе мимо этого дома.
– И это хорошо, что разваливается, значит нет в нем призраков. Хуже, если дом годами целым остается – верный признак что нечисто там, – произнесла тетя Таня.
– Почему это? – спрашиваю.
– Мне еще моя бабушка рассказывала. Жила она в Белоруссии в небольшом селе. Время было послевоенное, много домиков стояло заколоченных – ничьих. В одном из таких домиков и поселилась семья цыган. Поселились на беду соседям. У цыгана и цыганки было шестеро детей – мал мала меньше. Отец семейства частенько вместо хлеба угощал их оплеухами да затрещинами, и во дворе их частенько стоял крик и плач. Дети были вечно голодные и грязные, на людей смотрели исподлобья и воровали все подряд в садах да в огородах людских. Сердобольные люди жалели детей, но открыто это делать боялись, – это еще больше сердило цыгана, поэтому прятали кусочки хлеба где-нибудь в траве или сене, а дети находили поклажу.
Так и жили, пока одна молодка не зазвала к себе крохотную цыганочку и не подарила ей старое платье своей дочери. Малышка радостная побежала домой, где ее встретили совсем не ласково. На другой день цыгане собрали свои пожитки в узлы, запрягли подводу и уехали, ни с кем не попрощавшись. Дом их опустел, и люди вздохнули с облегчением. Но через время люди стали замечать странные вещи: нет-нет, да и слышалась в доме цыганская речь, что-то падало, скрипело, стонало. По вечерам в грязных окошках прохожие видели огонек, а если мимо дома проходил чей-то пес, он обязательно поднимал к небу свою морду и протяжно завывал. Дом очень скоро приобрел славу проклятого места и его стали обходить стороной. Дом зарастал сорняками, а в его трубе поселились совы, но в остальном он оставался цел и не гнил, не ветшал, не рушился и так целых десять лет.
Но вот однажды повздорили муж с женой, женщина и выдворила своего мужика из дома. Деваться тому было некуда, вот и решил он переночевать в проклятом цыганском домике, все-таки крыша над головой. Залез он в дом, разгреб мусор, да и завалился спать, так как был пьяненький. Проснулся от того, что ему на лицо что-то капает. Смотрит – девочка возле него сидит лет пяти и плачет, слезы ему на лицо капают. “Холодно, дяденька, ой холодно”, – сказала она и, подойдя к противоположной стенке, исчезла. “Чур, меня!” – заорал мужик и из дома выскочил как ошпаренный. Хмель, как рукой сняло, и он долго рассказывал своей жене, что с ним произошло в том доме. Жена его разнесла весть о призраке девочки по всему селу. Люди кто верил, кто нет, и тут одна бабка, которая ближе всех жила к цыганскому дому вдруг вспомнила.
– А ведь когда цыгане уезжали, детей на бричке было пятеро, а не шестеро, – сказала она.
– Чего ж ты сразу-то не сказала, – напустились на нее все.
– Да побоялась я, мало ли как у них у цыган то, – ответила баба.
Собралась толпа, да и двинула к дому. Двор зарос и одичал. Внутри хаты полно паутины и пыли, старая печь, осталась даже кое-какая кухонная утварь. Видно было, что хозяева собирались впопыхах, взяв самое необходимое.
– Где видел девочку? – спросили у мужика.
– У этой стены.
Стена была поштукатурена добротно в отличии от остальных, и это было подозрительно. Кувалдой стали разбивать ее и вскоре наткнулись на детский скелет. На нем сохранились остатки платьица и длинные волосы. Люди ошеломленно смотрели на находку и крестились.
– Вот ведь сукин сын, перестарался избивая дочь. – прошипела женщина, узнавшая платьице, которое подарила цыганочке много лет назад. Найти бы его да посадить.
– Нужно похоронить дитя по-христиански, – сказала бабка.
И тут вдруг вспомнили, что даже имени девочки не знают. Назвали ее Ксюшей, и похоронили на местном кладбище. Люди после этого ходили сами не свои, им ничего не оставалось, как носить полевые цветы на могилку Ксюши. Дом с тех пор успокоился и стал медленно умирать, в нем больше не слышалась цыганская речь, не блестел огонек, и собаки больше не выли, проходя мимо. Провалилась крыша, отошли углы, просел фундамент. Никто не знал, почему дом вдруг так резко разрушился. Вот такую историю рассказала мне бабушка, а я потом где-то прочла, что при строительстве замков и крепостей в стены обязательно замуровывали живых людей, считая, что такое строение будет стоять нерушимо.
– Ой, теть Тань, у меня от Вашего рассказа мороз по коже, – сказала я, косясь на заброшенную усадьбу.
– Так я же и говорю – хорошо, что дом разваливается, значит не на костях стоит, – как-то даже весело ответила Татьяна и, махнув мне рукой, ушла к себе во двор.
p.s История не моя.