Мистические истории

Нашла я, как оказалась, много мистических историй из курсовой, что по фольклору писала. Хотите верьте, хотите нет, но все написанное далее было услышано и записано мною на диктофон. А рассказчики все люди разные, по возрастам и социальному положению. Имена я убрала, а вот истории оставила.
Кот
“Когда нас родители одних в квартире оставили, принесла я домой котенка. Тогда сиамские только в моду входить начали. Вырос он, более 13 годов прожил со мной. Мне тогда около 19 было. Оля замуж только собиралась и жили мы с ней в квартире пока только вдвоем. Помню поехала она тогда на практику в санаторий с детьми. Я на Цыганском с родииелями все выходные была и Афоню такжа с собою брала, а когда на Север в квартиру на ночь пришла решила с собой его уже не брать. Легла спать я на Олиной кровати – она к светильнику поближе. Ночью дышать тяжело ста ло. Мне как груди сжал кто-то. Я глаза открываю и вижу как на моих грудях лежит огромный белый пушистый кот. Лежит и смотрит на меня огромными бледно-бледно-голубыми глазищами. А я не вдохнуть не могу, не выдохнуть. Уже голова кружиться начала, в глазах потемнело от того, что кислорода нет. Я уже неосознанно, как когда-то учили стала про себя “Отче наш” повторять. Кот начал ёрзаться, мурлыкать перестал, недовольно ворчать стал. Я начала пальцы разшавеливать, он вскочил, соскочил на кровать и все-равно смотрит на меня и ворчит. Я руку подняла, к есциться начала. Кот мяукнул, пронзительно так, не по по-кошачьи как-то и соскочив побежал с комнаты. Хвост трубою, а приземлился бесшумно абсолютно. Три разы я в жизни так ночевала без Афони и все разы этот кот сидел в меня на груди. Один раз даже ногти точил мурлыкая.
А когда мы с моим Афонеей вместе в квартире жили, то он меня охранял. Всегда у меня боевым был, даже Оля его боялась. А по ночам никогда от меня не отходил, спали вместе, по квартире он ходил как патрулировал…”
Дамавик злится
«Гэта яшчэ па маладосці було. Ляжу я, нікога не чапаю, ноччу гэта було. Гляжу – светла стала, я палічыла було, што хтосьць спецыяльна свеціць у акно. Я галаву да сцяны адвярнула. Чую – хтось кравать прыдавил, паварочваюся: а хтось гэты маленькі сядзіць, нейкі валасаты, чорны. Мусы не бачыць з-за света і валос; лапкі тыя на ложак паклаў і глядзіць на мяне. Я так спалохалася, што закрычаць было сабралася, а голаса быццам няма…
Тады я вочы са ўсяго дуру як зажмуру. Чую: ложак падняуся – апусціўся мабыць. Баялася я вочы расплюшчыць, баялася, а як расплюшчыла, то ўжо нічога не было: ні яго, ні святла. Не буду больш мыть бялізну на святы…»
Дамавик-шутник.
“Буквально в том году было. Легли мы с Коляй ужо спать у зале, никого с детей не было. А у нас же вечные рамонты. Лежу я каля стенки, Коля храпе ужо. Тут чу: “Бам!” – нешта у том углу, что напротив. Ну добра, думаю, мо ветер яки, ан не. Праз минуту – три зноу: “Бам!”. Да что ж такое? Так он мо час бамкаў. То оттянет як-быццам нечто и отпускает… Вот як бачу: сидить, нечто тянет на разинке ци веревке якой, и отпускает по балке. Я ж ужо крутилася, крутилася. Ну, думаю, посмотрю, что гэто… Вышла на улицу – антенна у другом баку, а там ничего няма, чтоб бамкала; вет ра сильного такжа няма. Вярнулася я домой, опять легла. А Коля хотя б ты что. Лежу, специально время адмиряю. Равнехенька две с половиной – три минуты – одцягвае, отпускае. Я разозлилась и як стукну в стену. Перестал. Мо минут пятнадцать молчал, потом опять як начау, да аж чтоб тебя… Злая лежу: спать не дае. Минут десять церпела и як крикну яму: “А ну перестань!”… Коля проснулся, посмотрел на меня, перевернулся на другой бок и далей спить. Я яще немного полежала, все тихо было. Ну и уснула скора…”
В чужом доме.
“Было это когда я еще в техникуме училась. Ночевала я тогда у Таниной бабушки. Чу, среди ночи тело сковала, не вдохнуть, не поворошиться. Ну, думаю, пачалось. И вправду. Приоткрываю глаза, вижу: стоит. Она пожалуй не молодая была уже, да и домо-то уже стары. Волосы длинные, до коленей практическо, пожалуй – седая уже; платье вплоть до пола и за ей, что шлейф тянется. Постояла, кивнула мнет и, развернувшись, тихонько вышла с комнаты. Здесь-то я и дышать смогла наконец, и шевелиться. Вскакиваю, свет включаю. Ничего. Пробудила Таню, рассказала, потом м ы длинно уснуть не могли. Испугались мы…”