Баба Катя с остановки

Эта история не очень страшная, она – о доброй колдунье. Да, бывают и такие. Так вот – о бабе Кате.
Когда у меня родилась дочь, врачи и нянечки не уставали ею любоваться. Девочка была – загляденье. Поначалу все было хорошо: месяцев с двух малышка держала спинку, в три уже сидела, в четыре вставала на ноги. А после того, как дочери исполнилось полгода, она заболела – на шее появилась огромная шишка, о природе которой ни один врач ничего путного не сказал. Мы натирали ее, делали компрессы и массажи – все без толку. Малышка стала плохо спать, беспрерывно плакала, отказывалась есть. А месяцев в девять шишка неожиданно исчезла, оставив на шейке беловатое пятно. Но легче от этого не стало: девочка просто угасала: ножки-ручки тоненькие, под глазами темные круги, в весе почти не прибавляла. Ночи напролет ее надо было укачивать, чтобы хоть чуть поспала. А врачи разводили руками: девочка здорова. Тогда я пошла к знахаркам, но и они нам не помогали. Я была в отчаянье.
И вот, когда дочке было уже полтора года, пришла помощь.
В то утро мы с дочкой отправились в гости к моей маме. Долго ждали на остановке задержавшийся где-то автобус. И тут к моей малышке, грустно сидевшей в коляске, подошла женщина средних лет. Таких называют сибирячками: плотная фигура, синие глаза, богатая русая коса, уложенная вокруг головы. На ней – легкое ситцевое платье и тапочки. Поулыбавшись ей и не получив ответной реакции, женщины повернулась ко мне и с болью в голосе сказала: «Бедное дитя! Бедная мать! Что – не спит, не ест, плачет день и ночь?» «Да, а вы…» «А я таких лечу! Гляди, моя милая, ведь она у тебя скоро помрет! Если хочешь спасти ребенка – приходи ко мне до захода солнца. Меня баба Катя все кличут. Да прихвати с собой десяток свежих яиц. Я тут рядом живу». И назвав адрес, отошла. Стояла потом, отвернувшись, в конце остановки. А я, поглядывая ей в спину, сомневалась: «Очередная знахарка… Запугивает… Небось, денег много запросит». Мне казалось – от каждой моей сердитой мысли она поеживалась, но так и не оглянулась ни разу, пока автобус не подошел.
Когда я рассказала маме об этой встрече, она сказала: «Ну и сходи к ней! А много запросит – откажись. Вдруг поможет».
Купив яиц, я пришла по указанному адресу. Это был аккуратный домик с зелеными ставнями, цветами под окнами, двориком увитым виноградом. Во дворе стоял детский манеж, в котором сидела довольно большая девочка лет трех, обложенная игрушками. «Пришла, все ж, – улыбнулась, выйдя на мой стук, баба Катя, – а я уж и пожалела, что навязалась. Со мной в первый раз такое! Обычно меня просят о помощи. Вот, Сонечку, – кивнула она на девочку в манеже, – из Владивостока привезли, оставили на лечение. За месяц на ножки встала». Та, как бы демонстрируя свои успехи, ухватилась руками за прутья и, с трудом встав на растопыренные ножки, захлопала в ладоши. «Молодец! – похвалила ее баба Катя и кивнула мне: Ну, пошли в кухоньку». Я, не сдвинувшись с места, вопросила: «А сколько вы берете? А то ведь я человек не богатый». «Нисколько! – отмахнулась она. – Кто что даст, то и беру: платочек какой, пакет муки… Грех это – деньги брать за доброе дело. Мне и моей зарплаты сторожа хватает, да детей жалко. Я ведь взрослых не лечу, пусть за свои грехи сами отвечают. А дети – души безгрешные, и тот, кто их обидит, сам слезами умоется».
В кухоньке баба Катя, поставив дочку посредине, стала катать яйцо, начиная с ног и вверх, обкруживая спирали вокруг суставов, ушей, глаз, головы и по всему телу. Дочка отнеслась к этому с интересом, наблюдая за путешествием яйца и пытаясь его выхватить. А баба Катя приговаривала что-то, повторяя: «…выйди ломота-сухота из болючего тела, из белой кости, из красной крови…» Потом – еще одним яйцом. И затем, разбив их, вылив в два стакана с водой. Поставив стаканы на окно, залитое солнечным светом, она подозвала меня: «А теперь смотри!» На каждом желтке был впечатан четкий выпуклый крест, а в белке пузырилось множество фонтанчиков из воздуха. Сделать это специально никак невозможно – ведь яйца принесла я. Да если баба Катя и взяла б свои – внутрь скорлупы забраться невозможно. «Я ж говорила – ребенку на смерть сделано. Не бояться ж люди Господа!» – перекрестилась баба Катя. «А кто сделал?» – спросила я. «Я этого не говорю, – отмахнулась она, – Бог сам знает – кто. Поначалу называла злыдней этих, так они ко мне потом и с топором приходили, и порчу у ворот делали, и письма в партком писали. Теперь вот молчу. Тебе что нужно: чтоб ребенок выздоровел? Вот и выздоровеет. А остальное – не наше дело».
С этого дня у дочки стал налаживаться сон, она повеселела, появился аппетит.
Курс лечения был: три раза по десять дней с недельными перерывами. Кресты скоро исчезли, остались только фонтанчики. Теперь баба Катя ждала, когда поверхность желтка и белка будет после выкатывания гладкой.
«А куда вы эти яйца деваете?» – как-то спросила я у нее. «Не думай, мы с дедом их не едим, – рассмеялась она. – Нам еще жизнь дорога. А вот свиньям можно, им и отдаю. Ночь постоят, и выливаю в ведро с болтушкой». «А откуда у вас этот дар?» «Это у меня от матери, а ей ее мать передала. Да и прабабка умела, – пояснила баба Катя. – У мамы нас две дочки было: я и Анька. Старшая сестра всегда была злой да мстительной, а мне всю жизнь всех жалко. В общем – не козырной я росла. Сестра мне говорила: «Растопша ты! Нюня! Вот мать помрет – мне дар передаст! И я буду, как сыр в масле кататься, а тебя из дома выгоню! Зачем ты мне?» А вышло по-другому. Когда мама стала стареть, то сказала мне: «Теперь ты будешь вместо меня людям помогать. Аньке этим заниматься нельзя, она им одно зло принесет. Только за взрослых не берись. Будешь их жалеть – сама скоро на тот свет отправишься». И дом мне отписала. Только я его Аньке отдала – где ж ей жить? А мы с мужем сами построили вот эту хатку». «А что – хороший дом, – похвалила я. – А как это – дар передать?» «Да никак, – махнула рукой баба Катя. – Просто отдала мне листочек с молитвой и все. У меня его потом Анька выкрала, да у нее все равно ничего не получилось. А я молитву запомнила, она коротенькая».
Кстати, за то время, что мы бывали у бабы Кати, Сонечка уже выбралась из своего манежа и потихоньку ковыляла по двору. Да и ножки ее стали гораздо ровней. Ее глазки просто сияли от счастья. А однажды пришли – ни манежа нет, ни Сонечки. А на том месте стоит штабель ящиков с клубникой, мешки с сахаром и десятилитровые бутыли то ли с вином, то ли с маслом. «Вот, – вздохнула баба Катя, – отец Сонечку забрал. А я уж так к ней прикипела. Выздоровела уже. Видишь, сколько добра навез? А еще – рыбы и икры! Куда мне столько? Хорошо Анька была, пообещала половину забрать. Давай и тебе клубники насыплю».
А после третьего выкатывания и моя дочка выздоровела. Выросла теперь – умница и красавица. Что б с ней было, если б я тогда на остановке бабу Катю не встретила?