Если скажу «да», это конец

Началось это зимой 1990 года, жили мы тогда в небольшом селении на двадцать домов. Однажды утром сидели за столом и собирались завтракать. Я зачем-то встала из-за стола и тут услышала громкий звук журчащей воды откуда-то из-под потолка, со стороны окна. Зима, мороз на улице –30 градусов. Я не поверила своим ушам, первая мысль была: разлили чай, он стекает на пол и журчит. Но нет, чай дымился в пиалах. И следом другая мысль: кто-то из детей описался. Но нет, всё сухо. Детям было 3,5 и 2 года, и они с раннего возраста знали, что надо ходить в горшок. Они тоже задрали головёнки и смотрели на потолок, откуда раздавался звук. Продолжалось это секунды две. Я не испугалась, только удивилась, и всё пошло своим чередом.
Когда муж пришёл с работы на обед, рассказала ему об этом случае. Он очень расстроился, сказал, что это «дьявольские штучки». Муж вырос в верующей семье.
В то время в газетах писали про всяких барабашек. Последнее, о чём мы читали, – о проделках барабашки в Клину, как он пакостил: выдавливал пасту из тюбика на ковёр, метал пузырьки с синькой в стену, сахарницу – в окно и так далее.
– Вот полетит твой хрусталь, тогда будешь знать, – сказал муж.
Тогда в магазинах появились ковры, хрусталь – всё то, что раньше давали по талонам. И я накупила хрусталя на все «послеродовые» деньги за два-три года до этих событий.
Я не испугалась, просто было интересно, а зря!
Через некоторое время стала слышать скрип дверей, на кухне сама собой звенела посуда. Издавали звуки веник с совком возле печи, как будто кто-то тихонько и осторожно трогал эти вещи, поднималась и осторожно опускалась крышка от казана, как будто кто-то туда заглядывал. Я это не видела, а слышала, когда находилась в другой комнате. Дальше – больше. Раздавались глухие тяжёлые удары где-то внутри внешней стены дома, как будто кто-то кувалдой стучал. Но снаружи никого не было.
Чем дальше, тем страшнее. Я стала чувствовать чьё-то невидимое присутствие. Кто-то всегда стоял в проёме двери: пол мужской, рост под два метра. Я в это время ощущала жуткий страх, хотелось бежать из помещения, а потом всё проходило. Но это ощущала только я, дети спокойно играли рядом, муж, как всегда, был на работе.
А потом прибежал возбуждённый муж:
– Я слышал, слышал!
– Что ты слышал?
– Ну, как ты говорила, вода журчит.
Это тоже случилось утром, когда муж валялся в постели. Хотя мне не очень поверил, когда я ему об этом рассказывала.
А однажды прямо из счётчика стали с треском вылетать искры, пошёл дым, погас свет. Уже вечерело, я поставила на стол свечу. Дети мирно играли за столом, им было интересно со свечой, а я побежала за электриком, который жил недалеко от нас. Он, как всегда, оказался с бодуна и, конечно, злой – смотрел телевизор, ему не хотелось идти на холод, но я уговорила. Пришёл и принялся материться, дескать, понавключают обогревателей, а потом оправдываются. Но у нас лишь одна электрическая печь была включена, и то нагревалась еле-еле. Мы её поставили в спальне, хоть какое-то тепло от неё шло, а еду старались готовить на печи, которая топилась с утра до вечера, газовой плиты у нас ещё не было.
В то время по телевизору показывали сеансы Кашпировского и Чумака. Я никак на них не реагировала, но передачи смотрела, было интересно наблюдать, как люди чудили в зале и на сцене. И вот дочь моя стала скрипеть во сне зубами. И не просто скрипеть, а можно сказать, скрежетать. Меня это обеспокоило, и я поехала с ней в город, в детскую поликлинику.
– Это могут быть глисты, или ребёнок слишком эмоциональный, – сказали мне врачи.
Сдали анализы, глистов нет. Значит, думаю, эмоции. А тут такие чудеса по телевизору – люди вылечиваются, хромые начинают нормально ходить, слепые прозревают. В общем, стала класть дочь на диван перед телевизором. Спала-то она сама, без постороннего воздействия, а вот скрипеть зубами перестала. Но как-то ночью нас напугала, стала плакать, всё время просыпалась. Мы на неё сердились за то, что мешает спать, а она говорила, что видит в углу огромный огненный красный глаз.
Не знаю, что это были за силы, но они капитально взяли меня в оборот.
Муж настаивал на перемене места жительства:
– Дети растут, давай поедем к моим родителям в совхоз, там село большое, есть садик и школа.
И мы решились. Хотя мне очень не хотелось, к этому времени мы очень уютно и красиво обустроили нашу двухкомнатную квартиру.
В один из дней муж поехал по делам, а я стала сворачивать ковры и паласы, снимать шторы, паковать посуду – готовиться к переезду. И вот уже вечер, смотрю какой-то ужастик по телевизору, детей уложила спать, мужа нет. И началось…
Раздался шум воды, но уже похожий на водопад. Появился страх и чувство, что в доме кто-то есть. И тут у меня в голове раздался мужской голос. Он был очень строгим, можно даже сказать, суровым, и, самое странное, гремел как гром. Первый вопрос, который мне задал этот голос, был личного характера, не буду здесь его озвучивать. На него я ответила: «Я хотела, чтобы меня любили».
Этот ответ поразил меня саму, я ответила быстро и чётко, но главное, самую суть. Было такое чувство, что ещё за секунду до этого я не знала ответа – могла бы сказать так, а могла иначе. Показалось, что меня подготовили, помогли ответить правильно. Второй вопрос был задан тем же голосом, но в нём не было металла, он был очень добрым и мягким: «Была ли ты когда-нибудь счастлива?» Я ответила: «Да», – и мысленно нарисовала картинку.
Вспомнила, что когда мне было лет семь, мы жили в птицеводческом совхозе, недалеко от которого находилась чудесная берёзовая роща. Она была очень чистой, почти нехоженой, скот там не бродил (тогда всё взрослое население работало, и скота во дворах держали меньше), пьющих и отдыхающих компаний не было. И вот стою я на полянке, вокруг меня изумрудная зелень, цветы, солнечные блики играют на траве от кружевных берёзовых ветвей. А запахи и звуки! Где-то монотонно кричит кукушка, летучая мышь вспорхнёт и спрячется в листве. С утра до вечера я пропадала там.
И всё это я в один миг как бы мысленно ему показала, и он это увидел и понял меня. Два вопроса, два ответа – и всё.
Через некоторое время, может, на следующий день, молодой юношеский голос спросил меня: «Как бы ты поступила со всеми людьми, будь твоя воля?» Я уже стала уставать от этих ситуаций, сделалась нервной и поэтому ответила со злостью: «Да пропади они все пропадом!» Потом испугалась своей жестокости, поправилась и ответила по-другому. И тут поняла, что этот кто-то не один, потому что услышала смех нескольких молодых мужчин в возрасте примерно от 20 до 35 лет. Они хохотали так, будто услышали смешной анекдот, – по-хорошему, по-дружески. И предложили: «Пойдём с нами!»
Стоят и ждут ответа. И я поняла: если сейчас скажу «да», это будет конец. И как я с ними уйду, прямо в халате и тапочках? Или тело моё останется лежать? Если я соглашусь, что же будет с детьми? Пропал человек или он мёртв – набежит милиция, шок, боль. И тут меня захлестнула волна страха за детей. Как они будут жить в этом огромном жестоком мире одни, без меня? Всё это промелькнуло за доли секунды. Эти мысли и чувства рикошетом ударили по моим «гостям», ответ был им ясен.
В следующий раз услышала я их через много лет – тогда мне было 33, а сейчас почти 55, но это уже другая история. Простите, трудно писать, пришлось вспоминать события 20-летней давности, да и рука устала. Если напечатаете, напишу продолжение.