Покаяние

Есть у меня друг. По профессии строитель, по имени Стас. Я теплотехник, он строитель, у обоих подряды в одном районе, часто даже одни объекты вместе вели. Он строительную часть и отделку, а я инженерную составляющую. Я его на свои объекты подтягивал, он меня на свои. Так и жили, не мешая друг другу, общаясь с удовольствием в редкие дни отдыха.

Я не умею оценивать ни своих друзей, ни их поступки. Нравится человек – дружу, не нравится – стараюсь ограничить общение до минимума. Стас мне нравится, спокойный парень, но взрывной одновременно. Вывести из себя очень трудно, но если кому повезло, то бедный тот человек – синяк под глазом, это самое малое, что он может заработать за своё везение. Хотя даже те, кто не любил Стаса, признавали, что он очень добрый, всегда поможет и пойдёт навстречу, этим пользовались. Поэтому он время от времени разгонял свои бригады и набирал новые, работая до тех пор, пока новые не начинали пользоваться его, как они считали, слабостью.

Мы оба любим поболтать о странных и таинственных случаях, и вот однажды он рассказал о странностях, происходящих с ним. Правда он просил не рассказывать этого никому, особенно на сайте, говоря, будто бы боится того, что если это озвучить более широко, то это станет правдой, а пока он надеется, что это просто его домыслы.

Весной он приболел, лёг на обследование, и у него обнаружили рак. После этого он сказал мне:

– Напечатай, пусть это будет моим раскаянием в том, что я сделал. Пусть я это делал неспециально, неосознанно, но это делал я, и меня это мучает. Хочу узнать, что думают люди по этому поводу. А здесь рассказать никому не могу, сразу из меня в молве демона сделают или ещё какую-нибудь нечисть.
Помню, в первый раз я это заметил, когда мне было лет пятнадцать. Ко мне привязался школьный хулиган, который учился в параллельном классе. Я не был особым драчуном, но в обиду себя старался не давать, тем более, что к этому возрасту я стал крупнее и сильнее его. Единственное, чего я не учёл, это то, что я продолжал быть ребенком со своими понятиями о правилах драки и пацанской чести, а он просто дрался, завоёвывая победы и авторитет. Короче, совершенно неожиданно, не окончив разговора, он ударил меня по… в пах. До этого я с усмешкой выслушивал его угрозы и наезды, а тут перед глазами взорвался ослепительно-белый слепящий шар. Я упал на колени, а он взял меня за волосы и показал лицо, залитое слезами боли, девочке, с которой мы дружили. Тогда, впервые в жизни, я захотел убить человека. Я не связал с этим случаем новость, дошедшую до меня через некоторое время, что Сашка разбился на мотоцикле. Да и кто бы связал? Мне было жалко его, реально жалко, но где-то глубоко-глубоко во мне слышались слова: «А нефиг было…». Мне было стыдно за них, и я глушил эти мысли, как мог.

Потом, ты знаешь, были и драки, и примирения, мы и с тобой не раз дрались и мирились. Ничего такого не было, не хотел я никого убить, максимум морду разбить. Потом армия. Там мордобой воспринимался как должное и был неотъемлемой частью «тягот и невзгод армейской жизни», прописанной в уставе. Да и побаивались меня дети гор, не все, конечно, но старались не связываться. А тут пришёл к нам из учебки новый сержант – армянин Лёва. Большой и сильный парень. Почему-то сразу меня невзлюбил.

– Не смотри на меня так, – говорил он мне практически ежедневно, – не смотри на меня своими глазами.

Даже ответ, что у меня других нет, не мог его успокоить. Но не трогал и ладно. Другим доставалось крепко, а меня не трогал. А тут, на учениях, пришли к нам из соседней части армяне и меня вечером выловили. Держали несколько человек, а двое били. Лёвы не было нигде. Но всё было понятно, потому что эти ребята повторяли его фразы: «не смотри на нас своими глазами», «убери свои глаза», «отверни морду».
Я затаил злость, а через несколько дней один солдатик рассказывал нам таинственным голосом, что у Лёвы «крыша поехала», он на КПП разговаривает с какими-то чертями и обещает не обижать никого. Плачет, отмахивается от кого-то… Через несколько дней его увезли в госпиталь, и больше мы его не видели.

Потом то да сё, всегда и у всех кто-то умирает, вокруг меня это было не чаще чем у других, может, даже и реже. Жизнь шла, особо и не злился ни на кого. А тут, лет семь назад, подходит один друг, да ты его знаешь…

– Хочешь землю получить для строительства офиса или магазина, – спрашивает, – давай двадцать штук, я человека заряжу. И земля твоя, в хорошем месте.
Дал я деньги, один раз даже на какое-то собрание съездили, где ещё денег пытались вытрясти, но я не дал, сказал, что сначала пусть документы какие-нибудь выдадут. Не выдали. А через месяц я узнал, что у этого товарища обнаружили рак, и ещё через месяц он умер. Дальше хуже. Помнишь же Гошу каменщика? Он на многих объектах с нами работал. А тут я его попросил дома у себя постройку сделать, он мне такую цену завернул, ой-ой. Уговорились кое-как, смотрю, он кладёт не так, как я просил, а попроще и похуже. Отдал я ему деньги за выполненную работу и выгнал. А перед этим мы начинали отличный объект, несколько домов для северян строить надо было. Так он…

Сделаю отступление от монолога Стаса. Потому что я сам присутствовал, когда он приехал весь белый от злости и кричал, что Гошка-козёл перетянул объекты, на которые он его и привёл.

– Серёга, забери у меня телефон, – кричал он, протягивая мне трубку, – а то я сейчас позвоню куда-нибудь, а потом жалеть буду.

Гоша – каменщик, бывший военный, здоровяк под два метра ростом – неожиданно для всех умер от рака через полтора-два месяца после этого случая. Стас получил серьёзную травму на стройке через год и завязал со строительством.

– Знаешь, Серёга, может, это совпадения такие, а, может, и нет. Не знаю сколько мне осталось, но душу тянет от таких мыслей. Пусть ваши знатоки скажут, я это натворил или нет. Не хотел я Гошку убивать, даже мысли такой не было, разозлился сильно – да, но убить не хотел. Но не пойму, почему покаяться хочется?

Он попросил, я написал.