Цыганка гадала

Мама рассказывала: Поступила в универ. Познакомилась с девочкой из своей группы. Та девочка тоже приезжая оказалась. Взяли у вахтёрши адрес и пошли по нему на квартиру становиться (в те времена об общежитии и речи не было, мама 38-го года рождения, учиться есть где – и то хорошо). Пришли. Открыла им хозяйка, заходят, а там у хозяйки в гостях цыганка пожилая сидит. И говорит цыганка эта: “О, говорила же тебе (хозяйке) – жди гостей, вот и гости. А ну-ка, девки, дайте скажу вам как вас зовут”. Достала из кармана зеркальце небольшое в серебряной оправе, смотрит: “Вот катится, катится яблочко. Как называется? Раечка? Рая тебя зовут (и смотрит на компаньонку мамину)?”. Та, ошалелая: “Да”. Так же, с какой-то присказкой, и мамино имя угадала (Тамара). Под предлогом того, что хозяйке не до неё, откланялась.
Девчонки ни живые, ни мертвые сидят (попали так попали!), в головах уж мысли крутятся уносить оттуда ноги. Хозяйка заметила этот настрой у них, говорит: “Не бойтесь, девки. Цыганка эта мирная. Зла никому не делает, я давно её уже знаю, соседка это моя. А гадает всю правду и берёт за это сущую безделицу (людей не “обдирает”). Я и сама, грешным делом обращалась, когда от сына с севера долго вестей не было.”
Девчонки глаза ещё больше округлили.
А хозяйка дальше: “Подался сынок мой единственный на север за длинным рублём. Завербовался в бригаду лес валить, да и был таков. Ну, живёт там, работает, пишет – всё хорошо. А потом не стало писем от него. Я волнуюсь. Месяц жду, другой – ничего. Вот тогда и пошла я к ней. У неё ведь правило такое – больше одного раза на одного и того же человека не гадать, только в крайних случаях она судьбу смотреть берётся. Посмотрела она и говорит: “Верь – не верь, но сына твоего я среди живых не вижу, нет его среди них”. Что я при этом пережила – не описать. Кинулась было запросы разные делать, как приходит письмо. Почерк незнакомый. Пишет какой-то мужик, так, мол, и так я с вашим сыном сосед по палате, пишу по его просьбе, привалило его деревом, долго уж он тут валяется, еле выходили его, в коме был, а сейчас на поправку идёт.
Я опять к Мариуле этой: “Как же ты, такая-сякая, наврала мне, я же умом чуть не тронулась, а он живой! Вот попробуй ещё, погляди как следует!”.
Она посмотрела, зеркальце своё повертела так и эдак: “Твоя правда, живой. Видать, когда я первый раз его смотрела, души его при нём не было. Без сознания лежал. Так вот”.
Поселились девчата у этой тётки. Живут, учатся. А по вечерам с хозяйкой за жизнь болтают. И как-то раз рассказала она им историю этой цыганки.
Сама эта Мариула по молодости лет ни о каком гадании не помышляла. Замуж вышла рано. За цыгана. Да не простого. Был он артистом в цыганском ансамбле. Поженились и стала она тоже с ними выступать. Как появились дети осела с ними в Питере, а муж дальше по гастролям. Дома наездами стал бывать. В скором времени грянула война.
Питер. Блокада. Мариула с кучей детворы. Есть нечего, дети днями голодные ревут, а она от этого с ума сходит. И вот, в один вечер уложила она детвору, взяла в кладовке верёвку, пойду, думает в сарай повешусь к такой-то матери. Выходит из дому, а на пороге дедок: “Пусти, хозяюшка, переночевать”. Что делать прикажете? Согрела ему кипятка (а больше и нет ничего), постелила на лавке. Сидел этот дедок, сидел, смотрел на неё внимательно, а потом и говорит: “Чёрное ты дело задумала. Нельзя так. Но сама ты и в беде человек и, опять же, детишки у тебя, – так и быть помогу. Научу как быть, и детей вырастишь, и всё у тебя хорошо будет, если сделаешь всё как я сказал.
Сейчас ложись спать. А завтра уложишь детей и к полуночи ступай на кладбище. Много чего тебе покажется – внимания ни на что не обращай, что бы ни привиделось – знай себе иди. На кладбище нарви охапку папоротника, принеси домой и под порогом закопай, да как в дом зайдёшь – не забудь три раза перекреститься. Начнёшь ты после этого гадать, да так, что люди диву даваться будут. Тем и будешь кормиться. Только одно запомни крепко – никогда с людей лишнего не бери, не хапай в три горла. Начнёшь жадничать – уйдёт твой дар”.
Уснули. Проснулась Мариула, а деда и след простыл. Она уж было решила, что померещилось ей с голодухи, как глядь, а на столе зеркальце небольшое лежит в серебряной оправе. Стало быть не сон это был.
Дело к ночи идёт. Уложила свою ораву. Дом заперла и в путь. Да только шаг за калитку делает, как бросается ей под ноги младший сын с разбитой головой: “Мама!”. Другая бы кинулась к нему, но Мариула, от великой нужды, инструкции дедовы запомнила на совесть. Ступила прямо на него – он и пропал, будто не было.
И чего ей только по пути не привиделось, не послышалось! Но дошла. Надрала этого папоротника целый ворох. Пошла назад. И свистело ей в след, и верещало, и улюлюкало. И папоротник из рук рвало. Но домой добралась живая и невредимая. Закопала его под порог, как дед велел. Заходит в дом, а там, посреди комнаты муж с кнутом здоровенным: “Явилась, шалава! Это так ты тут детей растишь, по ночам шляешься!”. Перекрестилась она три раза, и пропало видение.
И начала она с тех пор гадать по этому зеркальцу. Было дело, терялось оно, а потом находилось как по волшебству. Вот только никогда она сверх меры плату не брала, только на самое необходимое. Так и детей вырастила, и сама под старость лет не бедствует. Только из Питера к нам в Ростов переехала, не смогла остаться в нём после ужасов тех блокадных.
Сколько лет уж минуло с тех пор. И цыганки той уже наверно и в живых нет. И маму я в ноябре похоронила. Царствие ей Небесное. А историю, как на заказ, помню.