Чудная ночь

История эта произошла несколько недель назад, и это, пожалуй, первый случай столь явственного проявления мистики в моей жизни. Сейчас, с содроганием вспоминая произошедшее, я могу с уверенностью утверждать лишь одно – ну его, такой опыт.
– У меня завелся домовой! – жалобно сообщила мне Юлька и всхлипнула.
Я вздохнула. Муж в командировке, дочку я отправила к бабушке, решив устроить генеральную уборку. И тут на тебе…
– Улей, ты меня слышишь?! Я к тебе за помощью приехала!
– А почему я? Я ж тебе не экстрасенс какой… – предприняла я последнюю попытку отвертеться.
– А кто у нас исторический заканчивал?! Вспоминай давай, чему вас там учили…
Я задумалась.
– Ну, во-первых, проходили мы ее на первом курсе, да и то больше в СРС… А во-вторых… Да что ты мне вообще голову морочишь?! Интернет для чего?!
– Да ну его… – поморщилась Юлька. – Там что угодно написать можно. А тебе я верю.
Я вздохнула. Почесала нос.
– Ну, рассказывай давай…
– В общем, началось все недели две назад. То документы пропадут, а потом я их под мойкой найду, то молоко само по себе разольется или крупа рассыплется. А главное, когда я дома одна! Зайду на кухню, а там весь пол в гречке… При Антошке он не буянит, боится, наверное…
– Ну еще бы, – усмехнулась я. Антон, к слову, – это Юлькин муж. Внешность у него впечатляющая, к такой привыкнуть надо. Первые две недели после знакомства он вызывал у меня легкое заикание. Ростом больше двух метров, косая сажень в плечах, тяжелый взгляд исподлобья и бритый затылок. От такого любая нечисть сбежит, сверкая пятками и жалобно подвывая, оглядываясь. Ведь в жизни не догадаешься, что он добрейшей души человек, обожает кошек и готов часами возиться с малышней. Впрочем, я отвлеклась. Юлька тем временем продолжала.
– А потом Антошка на рыбалку уехал. И этот совсем обнаглел! Ночью на кухне жуткий тарарам устроил! Я боялась нос из-под одеяла показать. С утра вышла на кухню и ахнула: две тарелки разбиты, ложки с вилками на полу валяются… И затишье на два дня. А сегодня Тошка в командировку укатил, послезавтра вернется. С утра захожу на кухню, позади меня дверь ка-а-ак захлопнется! И коридоре сразу шуршание. Улей, мне страшно. Чего делать-то?
Я вздохнула.
– Не похоже это на домового. Вроде… А ты задобрить его не пыталась? Молоко там в угол поставить, печенья хорошего положить…
– Да делала, – досадливо отмахнулась Юлька. Ноль внимания. – Улей, я у тебя сегодня переночую? Я домой идти боюсь.
– Да ночуй, – пожала я плечами. – Мама все равно просила мелкую с ночевкой оставить. Только я генеральную затеяла…
– Так я тебе помогу, – воодушевилась Юлька, – что делать-то?
Закончили мы часов в десять и, уставшие, но довольные, отправились спать.
Я проснулась от жуткого грохота. Пока я, приподнявшись на кровати, пыталась идентифицировать источник шума, он повторился. Грохотало на кухне.
– Сдурела она, что ли, половина третьего, – пробормотала я, взглянув на часы. Села на кровати с четким намерением пойти и надавать Юльке по мозгам. И тут заметила, что в темноте из гостиной ко мне на четвереньках ползет нечто. Пока я, поджав ноги, судорожно пыталась сообразить, что это и чем ему двинуть, нечто зашептало Юлькиным голосом:
– Улечка, ты не спишь?
– Селиверстова, ты сдурела, что ли? – поинтересовалась я. Тут на кухне снова загрохотало. Внутри меня все похолодело.
– Так это не ты? А кто тогда?..
– Улечка, я боюсь, – захныкала Юлька.
– Да тихо ты, – цыкнула я. На кухне снова грохотало.
Я не помню, когда мне в последний раз было так страшно. Девушка я физически развитая, за себя постоять могу. Да и наличие травматического пистолета в сумке придает дополнительную уверенность. Только вот сумка осталась в машине…
– Уля…
Я лихорадочно соображала. Кто бы там ни был, у него под рукой ножи. Значит соваться на кухню, не вооружившись хоть чем-нибудь, глупо. Так. В прихожей в шкафу лежит бита, только сегодня раздумывала, стоит ли ее оставлять. Лишь бы до нее добраться… Я, следуя Юлькиному примеру, встала на четвереньки и поползла.
– Улечка, не бросай меня, – всхлипывая, прошептала Юлька. – Я бою-ю-юсь.
– Я в коридор, за битой. А ты вазу возьми и жди меня. Сейчас приползу.
На кухне уже грохотало без остановки. Я, тихонько поскуливая от жалости к себе, ползла в коридор. Путь туда казался неимоверно длинным. Наконец, почувствовав тяжесть биты в руках, я немного успокоилась. Настолько, что смогла подняться на ноги и добежать до спальни. Возле кровати, обнимая вазу, тихонько повизгивала Юлька.
– Давай на «раз, два, три» на кухню, – шепнула я ей. Юлька посмотрела на меня очумевшими глазами и кивнула.
–Раз, два, ТРИ! А-А-А-А! – Зажав в руках грозное оружие, мы рванули в сторону пищеблока. Забежали, щелкнув выключателем. Оглянулись. Разбросанные столовые приборы. Пол устлан порванными салфетками. И ни-ко-го. Наверное, со стороны это выглядело смешно – две девицы в пижамах с полубезумными лицами, занесенными над головами вазой и битой, подслеповато щурящиеся от неожиданно яркого света. Только смешно нам не было. Нам было очень страшно. Я опустила биту, достала из шкафа святую воду – она оказалась нетронутой, сделала несколько глотков, подумала пару секунд и спрыснула ею биту. Посмотрела на Юльку. Та, тяжело дыша, продолжала стоять в нелепой позе, занеся вазу над головой. И как она ее держит до сих пор, ваза же тяжелая… Я подошла к ней, прыснула святой водой в лицо.
– Юля.
Она опустила вазу, оглянулась.
– Уля, а у Влада сигареты дома есть?
Я молча достала из ящика пачку, кинула Юльке. Подошла к ней и, поколебавшись немного, достала одну и щелкнула зажигалкой.
– Так ты же… – начала было Юлька и махнула рукой. Некоторое время мы молча курили.
– Юля, – наконец заговорила я, – это не домовой, домовые по гостям не ходят. И, видимо, освящением квартиры здесь не поможешь. Здесь бабка нужна или экстрасенс какой.
– А у тебя есть?
Я пожала плечами.
– Сестра ездила к одной… Завтра позвоню, номер спрошу. Она в горах, в ауле каком-то живет, кажется…
Юлька кивнула. Помолчав немного, выругалась:
– Вот черт… Руки трясутся до сих пор. Я бы сейчас от ста грамм не отказалась.
– На втором этаже, – кивнула я на потолок. – Только я туда не пойду.
– Я тоже, – вздохнула Юлька. Наверху раздался неясный шум. Я прислушалась. Так и есть – кто-то играет в бильярд. Что ж за ночь-то такая…
– А по-моему, нас как раз приглашают на пару бокалов чего-нибудь горячительного, – хмыкнула я и заголосила дурным голосом:
– Дядя, а дядя, а мы не пойдем, мы девушки замужние, приличные, с незнакомой нечистью по ночам не пьем, шел бы ты отсюда, а?
– Уля, Улечка, тебе плохо? – затрясла меня Юлька.
– Мне не плохо, Селиверстова, мне дико страшно.
– Так мне тоже страшно, Улечка, – закивала Юлька, словно китайский болванчик. – Так страшно, что вот сейчас упаду здесь и не встану больше, веришь?
Я верила. Наверное, потому, что чувствовала тоже самое. Хотелось выскочить в окно и бежать куда глаза глядят. Останавливал лишь четвертый этаж и колючий кустарник под окном. Я трясущимися руками достала еще одну сигарету и, закурив, попыталась успокоится. Наверху что-то с грохотом упало. Как ни странно, это помогло мне придти в чувство.
– Юлька, – забеспокоилась я, – он мне сейчас всю квартиру разгромит. Пойдем наверх, а?
– Не, – замотала головой Юлька, – не-не-не…
– Юля, – со значением сказала я, – мне квартиру жалко, я ж и одна пойду.
Подруга, тяжело вздохнув, перехватила вазу и поплелась в сторону лестницы. Обняв биту, я ходко потрусила за ней. Впрочем, уже на второй ступеньке она пропустила меня вперед. Джентльмен в юбке, блин…
Пятая, шестая, седьмая… Я считала ступеньки, пытаясь справиться с подступающей паникой. Робко вытянула голову, заглядывая наверх. Тишина. Лишь два кия валяются в углу. Ненавижу бильярд… Юлька молча сопела мне затылок.
– Юля, – с чувством сказала я, – если мы переживем эту ночь, я тебя убью.
– Пережить бы, – вздохнула она. Собравшись с силами, я задала вопрос в пустоту:
– Уважаемый э-э-э… полтергейст. Что вам нужно-то?
По бильярдному столу тихо прокатились два шара. Слабо пискнув, мы рванули вниз.
Остаток ночи прошел спокойно. Впрочем, заснуть мы даже не пытались. Угнетало ощущение тяжелого взгляда в спину; робко оглядываясь, мы беспокойно ерзали и жались друг к другу. Не помогал ни яркий свет, зажженный по всему дому, ни включенный телевизор. Окончательно измучившись, часов в семь я позвонила сестре. Коротко объяснив ей суть проблемы, я получила номер ведуньи, как выразилась она.
Звонила ей Юля. Бабка, выслушав ее, велела приезжать. Не буду рассказывать, как тяжело после бессонной ночи было добираться в ту деревушку.
Я осталась ждать Юльку в машине. Откинув голову, размышляла, пытаясь найти логическое объяснение произошедшему, но ничего путного на ум не приходило. Отсутствовала подруга больше часа. Когда Юля села в машину, я поразилась переменам, произошедшим с ней. Бледное лицо, испарина на лбу, трясущиеся руки… Нет, конечно, она и до этого не являла собой образец спокойствия, но сейчас складывалось впечатление, что она не к бабке ходила, а с мертвяком под луной прогуливалась, причем против своей воли.
– Юлечка, – осторожно спросила я, – как дела? Что бабулька сказала?
Юля нервно вцепилась в кресло, да так, что костяшки на руках побелели.
– Поехали отсюда, – хрипло сказала она. – И побыстрее.
Всю дорогу подруга молча хмурила лоб и кусала губы. Все мои попытки разговорить, растормошить ее, не увенчались успехом. Остаток пути тишину в машине нарушала лишь музыка, бодро несущаяся из магнитолы. Лишь на подъезде к городу я поняла, что не чувствую того тяжелого взгляда, что преследовал нас с прошлой ночи. Значит, все прошло удачно? Тогда почему у Юльки такой несчастный вид? Впрочем, ответа на этот вопрос я не получила до сих пор. Подруга упорно отмалчивается и всячески избегает разговоров о той ночи.