Чужой крестик

Доброго времени суток, уважаемые читатели. История, которую собираюсь рассказать, приключилась лично со мной почти 10 лет назад, но все детали отчетливо отпечатались в памяти, оставили неизгладимое впечатление прикосновения к чему-то жуткому и одновременно волшебному. Такие истории хранятся в сердце, как бесценная частичка детства, и совсем неважно, сколько в самом их действии было динамики, главное в их сути.
Как-то февральским морозным днем я возвращалась домой из школы. Помню, светило ослепительное долгожданное солнышко, а на такие щедроты наше Заполярье скупо, нечасто балует погожей погодкой. Все больше метели до самой поздней весны, диким зверем воющие за окнами, да обильные снегопады. Этот же день запомнился своей чистотой, прозрачностью, хрустальным мерцанием пушистых сугробов вдоль дороги, сочной яркостью темно-алых рябиновых гроздьев, лазурной синевой небесного свода. Как ребенка впечатлительного, меня эта панорама необычайно радовала! Хотелось бросить тяжелый портфель с нудными учебниками в сугроб и побежать прямо в лес, в сопки, раскинувшиеся за домом, и до темноты носиться среди пышных сосен и елочек, что-нибудь представляя.
К слову сказать, было мне 11 лет, я жила с родителями в городе Мурманске, на так называемой Горе Дураков, то есть на довольно плотно застроенной возвышенности, за которой начинался лес, и детство с его шальными идеями и необъяснимыми поступками не то, что не оставило меня – играло вовсю!
Таким вот манером, не спеша, постоянно отвлекаясь и останавливаясь, чтобы набрать очередную пригоршню снега и куда-нибудь запустить, я подходила домой. В тот период к нам в гости приехала моя обожаемая бабушка. Жила она на Первомайке, в противоположном конце города, а посему, если и навещала, то оставалась как минимум на недельку. Готовила ватрушки с вареньем, встречала со школы горячим обедом и неповторимой лукавой улыбкой, рассказывала интересные истории до вечера или читала вслух что-нибудь из Стивена Кинга, к которому передала безмерную любовь и мне, заодно с полной коллекцией издательства 90-х. Это вечером, после прихода скептически ко всему настроенных родителей, приходилось делать вид, что мусолишь уроки целый день, с бабушкой же все было иначе…
Вообще, надо сказать, она была и осталась для меня уникальной женщиной, какой восхищаешься на протяжении всей жизни. Искрящаяся, веселая, буквально пьянящая своим темпераментом украинка с внешностью лукаво-загадочной героини Гоголя, виртуозно гадающая на картах и от случая к случаю принимающаяся ворожить, хотя с годами все реже и реже. Не раз после смерти она снилась мне в образе ведьмы, пугающая, но по-прежнему завораживающая. Была это она или шутка воображения – не знаю. Да и плевать, я всегда рада ее приходу.
Но, возвращаясь к февральскому дню… Дойдя до крыльца и уже собираясь скрыться в подъезде, я вдруг заметила аккуратный бумажный сверток на скамейке у двери. Черт меня потянул его развернуть! Но говорю же – детство, погода, озорное настроение… Передо мной лежал простой нательный крестик. Маленький такой, серебряный, ничем не примечательный. А у меня праведный гнев взыграл, мол, “кто посмел ВЫБРОСИТЬ крест?!”. И, конечно, я забрала его с собой. Принесла домой, положила на подоконник за занавеской, с поистине детской наивностью и желанием порадовать “боженьку” поцеловала три раза и убежала по своим делам. Никому про него не сказала из соображения, что “хорошее дело надо делать молча”. Продолжался этот ритуал около недели – вечером отодвину занавеску, поцелую крестик и спать.
Комната у меня была отдельная, как и у родителей, а бабушке стелили постель в зале. И вот как-то утром в воскресенье лежу в кровати и слышу приглушенный разговор из гостиной. Вроде как бабушка на что-то жалуется маме. На цыпочках встала, приоткрыла дверь в коридор, прислушалась… Оказалось, на кухне постоянно что-то гремит, шумит, звенит посудой целое утро, уже в который раз, когда бабушка остается одна дома. Мама усмехнулась: «Полтергейст!» – она никогда особо не придавала значения таким вещам, хотя сама же с ними сталкивалась в юности. Днем я, понятное дело, оккупировала бабушку с расспросами, что случилось. Она только отмахнулась, мол “да погремит и перестанет”.
Прошло еще около недели, и вот тут-то началось.
Бабушка по-прежнему жила у нас (на то были причины помимо помощи по хозяйству, из разряда личных), но у нее возникли какие-то проблемы при начислении и получении пенсии, и она стала почти каждый день после моего возвращения из школы отлучаться по делам до вечера. Я в то время особо не заморачивалась насчет опаски стать свидетелем “полтергейста”, ибо одним из укоренившихся в моем детском сознании стереотипов был “При свете дня ничего страшного не происходит”, да и на то были причины – все жутковатое и потустороннее, с чем мне приходилось сталкиваться ранее, происходило ночью. Теперь же начались те самые “шебуршания”, о которых рассказывала бабушка. Но если с этим я еще могла справиться – поговорить, покричать, врубить громче телевизор, не обращать внимания, в конце концов – то когда на моих глазах резко перевернулся вверх дном тяжеленный ящик с землей, прочно стоявший на столе в комнате родителей для овощеводческих экспериментов отца, меня пробило! Во-первых, жутко. Во-вторых, нагло – при свете солнца-то! В-третьих, обидно – мне же влетит от родителей не по-детски.
Как только пришла бабушка, я ей все выложила. Поскольку дело теперь касалось нас обеих, она не стала больше отмахиваться и призналась, что по ночам к ней уже около недели приходят странные существа – не то домовые, не то черт знает кто – и мешают спать. То проснется оттого, что один, волосатый, среднего роста, стоит у дивана и пристально смотрит красными глазками. То среди ночи кто-то одеяло остервенело стаскивает. А то и вовсе на ней чья-то туша лежит и хрипит. В общем, стандартные манипуляции. Надо сказать, женщина она с опытом, с домовыми дело имела не раз, на практике знает, как работает “К худу или к добру?”, но в данных случаях ни один “ночной гость” ей ничего не ответил.
Последний раз ей стало даже страшно: просыпается оттого, что кто-то с силой разматывает одеяло, которым она взяла за привычку обматываться с головы до ног, и пытается ухватить за шею, причем экземпляр, судя по силе и величине конечностей, попался крупный. Так бабушка, когда молитва не помогла, обматерила его от души… Он вроде хватку ослабил, прекратил борьбу, только произнес низким басом: «Я еще приду». В общем, сейчас, конечно, эта фраза ассоциируется с нетленной “I’ll be back”, но тогда было, поверьте, не до смеха! В эту ночь бабушка разложила у окна гостиной крестики из спичек, когда непробиваемые родители уснули, чтобы преградить всякой нечисти вход, и спала куда более спокойно. В моей же комнате раньше стоял своеобразный киот, несколько иконок в углу, поэтому, наверное, в ней никогда ничего не происходило, лет до 16-ти, во всяком случае. То, что нам стали сниться кошмары, стало обыденным.
На другой день, чтобы как-то меня отвлечь, бабушка повела меня прогуляться. Возвратились домой еще засветло, купили пакетик конфет, как сейчас помню, мои любимые, “Лещина”, оставили на кухне, а сами устроились смотреть телевизор в зале. Погода по-прежнему радовала, искрилось солнце, снежок поблескивал на открытом балконе, дверь на который, к слову сказать, находилась в гостиной. И тут слышим знакомые звуки с кухни. “Понеслась!”, – думаем. Опять шибуршит, позвякивает, возится. Делаем вид, что нас эта кипучая деятельность не касается. Продолжаем обсуждать какой-то фильм. Вдруг что-то с шуршанием падает на пол и рассыпается. Терпение заканчивается! Обе подскакиваем и с негодующими лицами врываемся на кухню. Картина маслом: пакетик разорван, конфеты валяются на полу, одна и вовсе до половины развернута и надкусана. Бабушка без слов достает из хозяйственного ящика два карандаша, составляет из них крест и, что-то приговаривая, кладет конструкцию на стол. Я тогда даже не поняла от глубокого изумления, КАК этот крест начал сам по себе поворачиваться, указывая на кухонный угол. Для меня этот момент был переполнен ощущением открывшегося мне ЧУДА и ШОКА. Бабушка велела мне оставаться на месте, а сама сбегала в мою комнату за иконками. Две взяла себе, одну дала мне и наказала медленно нести ее с кухни вдоль по коридору через гостиною до балкона, читая молитву. Помнится, она еще время от времени повторяла “Изыди, нечистый!”. Таким образом дошли мы до конечной точки, и тут случилось самое странное. Раздался глухой треск стекла, как будто порыв ветра шатает его в раме, и все стихло. Я, все еще вцепившись в икону, осторожно заглянула в стекло балконной двери… и меня просто парализовал новый шок. Прямо на нашем балконе, на пушистом наметенном снегу четко отпечатался след. След голой ноги, больше похожий на отпечаток следа крупной обезьяны или йети, как их изображают, то есть по структуре своей вполне человеческий, с пятью пальцами и пяткой, но несколько длиннее и шире. Из какого-то суеверного ужаса я немедленно открыла балкон и разрыхлила снег ногой, чтобы и следа не осталось оттого, что безобразничало в нашем доме. Чуть позже жалела об одном – что не было в то время у меня фотоаппарата…
Когда более-менее пришла в себя, бабушка спросила, не приносила ли я в дом что-нибудь чужое за последнее время. Я и рассказала про крестик. Сказать, что мне влетело – ничего не сказать… В тот же день я отнесла его на улицу, хотя сейчас почему-то напрочь забылось, куда именно. И еще долго я доходила до полуобморочного состояния, вспоминая, как целовала проклятый крест…