Деревенские были. Ведьма

В каждой уважающей себя деревне раньше должны были непременно проживать кузнец, первая красавица, первый хлопец и т.д. Не знаю, были ли они в нашей, но то, что жила там самая настоящая ведьма, знали все. Это не я сказала. Это говорили люди в округе, а округа насчитывала километров 50 вдоль и столько же – поперек.
Звали местную ведьму баба Нюра. Она приходилась… (вот это уже забавно!) родной сестрой второго мужа моей бабки Дуни. То есть, родней, пусть и не кровной … У нее была единственная дочь. Рая, Раиса Федоровна – по паспорту, она же – Леля для домашних и всех деревенских. Дом родственников находился почти напротив бабулиного. В сезон, когда у нее собиралась толпа дочек-сынков-внучек, я вприпрыжку улепетывала ночевать к бабе Нюре и Лельке, более того, с удовольствием пила козье парное молоко, надоенное моей Лелюшкой, и откровенно недоумевала над глупыми деревенскими бабками! Баба Нюра была женщиной тихой, кроткой, могла часами сидеть на крылечке, слушать стрекотню соседок, не проронив ни слова. Почему ее считали «злом во плоти»? Мать рассказывала: «Глаз у нее нехороший. Придет и скажет, например: «Дуняшка, корова у тебя какая смирная, послушная, сама домой идет!», глядь, а вечером вдруг корова взбесится, домой не идет и доиться перестает». Я начинала неистовствовать: ну что за полуграмотные старухи! За ложь и клевету и по шапке можно схлопотать! Однако жители вот уже три поколения подряд продолжали с остервенением клеветать на бабку Нюру и запугивать ею ребятишек.
Леля не была замужем никогда. Спросила у мамы: «Почему?». «Однолюбка», – ответила мама. Правду вытянула, но с некоторыми подробностями, которые представили бабу Нюру не в лучшем свете. Была Леля молода и красива. Полюбила соседа, Петра. Любовь взаимная, чуть ли ни свадьба на носу. Вдруг – разлад. Петя женился, но на другой, Марусе. К сожалению, душевные переживания моей Лелюшки не могу передать. Знаю, что страдала. Очень. Казалось бы, раз такая «слава» по округе, могла бы мамашка – баба Нюра – для Лели «наколдовать» лучшую долю. Ан, нет. Жили Петр и Мария ладно, детей нарожали, состарились вместе. А Лелька, дева старая, коротала век одна. Только заболела однажды Маруся. Ничего колдовского, необычного. Заболела тяжело – онкология. Незадолго до смерти позвала одну из дочерей и начала прощаться. Естественно, слова прощания потом передавались из дома в дом, пороча мою так называемую родню: « Нюра мне мстит, дочка – говорила Маруся, – умру скоро…». Дочка начинала утешать, плакать, а Маруся снова: «Нет, умру скоро. Ночью сегодня не спала я долго. Вроде как засыпать стала, только смотрю, дверь-то приоткрыта, заползает в нее змея, к кровати-то подползла, голову подняла и шепчет: «Это, Маруська тебе за дочь мою, что увела у нее Петра…». Зашипела и прочь уползла. А глаза-то у змеи были человечьи!»
Не знаю, как местные жители, но у меня реально волосенки на голове шевелились, когда мамка мне это рассказывала, когда Маруси уже в живых не было давным-давно, да и бабы Нюры – тоже. Умерла, кстати, она тихо. Легла спать – и не проснулась.
Так остались одни бабка моя Дуня и Лелька, племянница ее по мужу, которая помогала по хозяйству старой больной женщине. Мать каждое лето сломя голову мчалась в отпуск к бабе Дуне, чтобы воздать должное, что бабка в свое время ее не бросила и взяла сироту-племянницу, мать мою, к себе. Но последние три года матушка моя уверовала, что ездить раз в год к старушке – дело неблагодарное. Пора ее к себе забирать. Лелька тоже пожилая уже, тяжело ей. Что за резкие перемены – не понятно было. Прояснилось все потом.
«Странные вещи стали происходить, – говорила мама, – как я не свихнулась – только Богу известно. Сидим мы дружно на крыльце: отец курит, ты рядом возишься, я белье стираю в тазике тут, рядом. Голову поворачиваю – стоит змея. Именно стоит, как кобра, капюшон распустила и раскачивается из стороны в сторону. Я на вас смотрю – вы ее не видите, определенно не видите, а она вот здесь, в метре от меня, в глаза смотрит. А глаза у нее – человечьи. Кого-то напоминают..». Дальше больше. Мать с отцом в магазин через лесок в другую деревню – кобра за ней следом, мать за водой к колодцу – змеища рядом! Даже на вокзале в городе, когда в поезд садились. Народу на перроне – тьма, провожающие улыбаются, руками машут, а мать сидит и видит ее, ненавистную кобру!
Так продолжалось три долгих года. Вернее, три отпуска по три недели. Кобра встречала и провожала мать. Мама – женщина строгая и авторитетная, с головой дружит, даже более чем. После очередного отпуска отправилась на прием к психиатру. Рассказала. Что-то пропила. Списали на нервы. Точно диагноз не знаю.
В последний год, когда старую больную бабулю забирали к себе, когда везли ее уже на носилках, змея опять пришла проводить мать на вокзал. Только дома мать рассказала о трехлетних «глюках». Помню, после рассказа я захлопнула челюсть, но после последней фразы посмотрела на мать как на действительно умалишенную: «Все, больше она не будет меня преследовать. Видно, за дочку Лельку переживала. Лелька сама вся больная. Тяжело ей было за нашей бабушкой присматривать, но бросить не могла, родня же! Знаешь, я вспомнила. Глаза у той змеи были человечьи, красивые, миндалевидные, серо-стального цвета. Такие были только у нашей бабы Нюры».
Милые, добрые мои баба Нюра и Леля! Ушами слышу, но сердцем поверить не могу. А объяснения? Да пусть их психиатр дает! Подумаешь, массовые галлюцинации у половины деревни! Может водички из нехорошего колодца попили или грибков отведали! Налепят ярлыков – не отмоешься после!