Голос

История моей соседки по больничной палате в роддоме. Познакомились мы с ней в палате реанимации после кесарево сечения. У неё – двойняшки, девочка и мальчик, семимесячные, а у меня – мой первенец, сынок.

Женщиной она была за 35 лет. Очень позитивно на всё настроенная, успокаивала меня, говорила: боль – это ерунда, все мы должны терпеть ради детей. Мы сильные женщины. Как и мы, наши дети лежали в детской реанимации – её семимесячные в инкубаторе, выглядели, словно пупсики. Мой, хотя и крепкий малыш, под капельницей. Не стану описывать всех тягот больницы.
Моя соседка была настолько позитивной, что её жизненной активности, смелости хватило бы на 100 человек. Конечно, большую часть времени мы болтали, рассказывая о себе, родственниках. Так, женская болтовня.
Итак, сама история. Несколько лет назад признали у неё злокачественную опухоль. Начались мытарства по врачам, клиникам, лечение. Химия за химией. Борьба была полной и беспощадной. Сменилась лучевой терапией. Уставшая от боли и обессилившая, находясь в палате лучевой терапии, она закричала:
– Отстань от меня, «костлявая»!
И такое отчаянье напало на неё, которого никогда не приходилось испытывать. От этого стало ещё тяжелей и больнее. Оказавшись одна в полной темноте, не чувствуя боли своего тела, разум продолжал размышлять: «Почему я, и за что всё мне это?» Вокруг было настолько темно и тихо, что она никогда не встречала такой тёмной темноты и тихой тишины. В этой тёмной, тихой прострации мгновенно пришло чувство страха. Страх давил с невероятной силой. И мысли выдали. Это смерть. «Всё, меня больше нет». Чувство страха резко сменилось на чувство одиночества, из которого переросло в чувство разлуки с домом, городом, близкими людьми. Она просто сильно соскучилась. Жадно скучала по своей жизни. В этом странном чувстве одиночества и разлуки по своей устроенной жизни темнота стала её сдавливать, словно превратила её во что-то очень маленькое, а темнота оставалась огромной, подавляющей силой страха. В этой кромешной темноте повсюду стали доноситься голоса, но разобрать их слов она не могла. После продолжительного бормотания голосов она чётко услышала:
– Сколько ты ещё хочешь?
– Я!? – с удивлением спросила она. Понимая, что тоже может говорить с этими голосами.
– Ты!
Грубым голосом ответили. Ей стало настолько страшно, что она с болью, словно ответ из неё выдавили, сказала:
– Десять лет.
Её ослепила вспышка яркого и безграничного света, в глазах замелькали круги. И тело вновь стало чувствовать боль. Когда круги исчезли, перед ней вновь была больничная палата. Ей стала так приятна эта больничная палата, что слёзы покатись из глаз. Жизнь казалась ей настолько прекрасной, что все те вещи, что окружали, казались ей очень яркими.
Жизнь пошла своей чередой. Она победила рак. Получила второе высшее образование и мастера спорта по плаванью. Через несколько лет смогла забеременеть двойней. Конечно, ей запрещали врачи, но она не отступала. И теперь, сидя в палате роддома, она не имеет права жаловаться на физическое состояние, теперь у неё двое детей.
Нас выписали из больницы почти одновременно, несмотря на то, что её малыши были семимесячные. Поначалу просто перезванивались, а потом стали дружить: ходили в гости друг к другу. Мужья тоже нашли общий язык. Мы же стали по-настоящему близкими подругами. Наши дети пошли в один детский сад. Всё было прекрасно, и в одно утро всё оборвалось. По телефону я не услышала от неё ничего позитивного, как это было раньше. Она сказала, что нам срочно надо увидеться и попрощаться, так как её десять лет истекли. Она не стала бороться и проходить опять химию. Считая, что нет в этом смысла, поскольку ей дали десять лет. Десять лет счастья.
И мои убеждения, что она нужна нам и детям, её не остановили. Она покинула нас. Суицид.
Я не пойму, и не хочу понимать! Почему она так поверила голосу? Который отмерил ей десять лет. Ведь это могла быть и игра её разума, там, в палате лучевой терапии. И почему у такого активного и жизнерадостного человека не хватило сил бороться. Ведь это вразрез с её жизненным принципами.