Случилось это в 2006 году, когда я жила в Париже, во временной «разделенной квартире» в одном из бедных и не самых благополучных районов девятнадцатого округа. «Разделенная квартира» принадлежала Ассоциации, состояла из двух комнат и предназначалась для четырех девиц, т.е. для меня и для трех моих соседок.
Первая комната служила спальней, залой и кухней. А через вторую надо было ходить, чтобы принять душ и постирать белье. Такая крохотная квартирка, называемая французами «студийка», первоначально была рассчитана на одного человека, максимум на двух. Однако парижские социальные службы с эмигрантами не очень-то церемонились. Прошли, конечно, те этапы, когда «добрые самаритяне» говорили нам в дело и не в дело «…а на улице холодно» – мы были молоды и здоровы, жили в Париже, получали скудное пособие, да и на улице холодно уже не было. Во всяком случае, нам оно больше не грозило.
Соседки ушли с утра, и я, оставшись дома одна, решила насладиться одиночеством.
Я не привыкла жить стадом, да еще и с чужими людьми, которые могли прийти не только днем, но и утром, и вечером, когда еще или уже лежишь в постели. Коридора в квартире, разумеется, тоже не было, и поскольку моя кровать стояла недалеко от двери, я оценила все прелести «в тесноте да не в обиде». Ну да ладно, это уже не самое главное.
Оставшись дома одна, я решила насладиться одиночеством и провести замечательный день. Было уже, наверное, около полудня, когда я начала готовить обед: вытащила сосиски и пакет китайской лапши.
Я раздумывала над тем, в какую воду нужно бросать лапшу – в холодную или горячую, между тем отлично понимая, что закрученной, как на бигуди, лапше все равно уже хуже не будет, в какую воду ее ни брось. Вдруг я ощутила смутную беспричинную тревогу. Неизвестно, чего можно было испугаться в крохотной пустой квартире ясным солнечным днем и не в глухой тайге, а в городе, но тревога нарастала. Вернее, она уже начинала перерастать в беспричинный панический страх. Кто-то, мне казалось, следил за мной из открытого окна, и хотя в окне я никого не видела, я просто чувствовала и взгляд, и чье-то присутствие. Жили мы к тому же на третьем этaже, а таких длинноногих и длинношеих злоумышленников, которые скитаются по городу средь бела дня, я еще не встречала.
Тем не менее, логика-то логикой, но больше всего мне хотелось бросить все и поскорее улететь, не теряя ни минуты и не задаваясь вопросом «чего это со мной?».
Именно это я и собиралась сделать.
Что бы там ни было, но оставаться в этой непонятно почему гнетущей атмосфере я не хотела. Скорее на улицу, на люди, а там и подумаем спокойно, нервы это или еще что. Выключила плитку, оставила сосиски и неприготовленную лапшу, поставила в угол баночку с черным молотым перцем, который по-французски называется «пуаврон» (poivron).
– Poivron.
Не знаю, почему я не подпрыгнула на месте, услышав голос, произнесший это слово над моим ухом. Голос без эмоций и без выражения, чем-то напоминающий голос говорящего попугайчика. В квартире я была абсолютно одна, никакой попугай залететь не мог, да и не умеют попугаи читать! Не считая тараканов, которые разговаривать не умеют, домашних животных у нас не было.
В общем, если я не вынесла дверной косяк во время тактического отступления, то только потому, что встала на старт в аккурат напротив входной двери. Прыгая, как коза, через несколько ступенек, обрушилась на площадку и вылетела на улицу, где и гуляла до возвращения соседок.
Впоследствии я пыталась узнать, не замечал ли кто каких-нибудь странностей, нo никто ничего не сказал. В этой квартире я прожила еще несколько месяцев, но ничего больше не происходило.
Остался только вопрос: что или кто это мог быть?
Автор: Веснянка