Кровавые жертвы петли времени

В середине сентября 1986 года геологи, проводившие разведку нефтяных месторождений на границе Удмуртии и Кировской области, случайно попали в деревню, где, к их удивлению, не оказалось ни одного жителя, но из печных труб шёл дым. А в лесу, на огромной поляне, остались следы от четырёх кругов диаметром более полутора метров. Деревья вокруг поляны были выжжены. Вот что рассказал один из геологов Николай У.

– Первое, что привлекло наше внимание, – это дым, который стелился над лесом. Зная по карте эти края, мы были уверены, что ни людей, ни тем более жилья мы не встретим. Я и мой товарищ, не сговариваясь, побежали в ту сторону, откуда шёл дым. Стояла поздняя осень, о пожаре не могло быть и речи: мелкий противный дождь моросил уже третьи сутки. Нашли мы это место сразу. Двадцать деревянных домов стояли по обеим сторонам небольшой улицы. Ничего странного мы не заметили. Только вот ворота во дворы были устроены странно: зазор между ними и землей составлял метра полтора. Низкорослый человек мог пройти под ними, не сгибаясь. Мой приятель ещё пошутил, мол, может, они их строили зимой, снег сошёл, вот и остался свободный проход. А может, для скотины, чтоб ворота лишний раз не отворять…

Но ни мычания коров, ни собачьего лая слышно не было. Никаких табличек на домах, ни номеров, ни фамилий. Все дома, как близнецы – на одно лицо. Окна прикрыты ставнями. Зашли мы с товарищем в избу вместе, поодиночке побоялись ходить. Изба оказалась устроенной не как обычная крестьянская изба с сенями, а прямо из входной двери – и в горницу. Огромная комната с печкой посередине. Две кровати и шкаф с деревянной посудой. Ни икон на стене, ни фотографий, часов – и тех не видать. Только огромная медвежья шкура с оскаленной мордой лежит на земляном полу. Открыли печь, дров в ней нет, а какой-то то ли уголь, то ли металл, раскаленный добела. В доме жарко, а мы с приятелем поёживались от холода. Тишина и никаких признаков жизни. Заглянули в сарай – никого. То же самое и в других избах. Лишь в конце улицы, уж не помню, в шестом, кажется, доме мы увидели такое, отчего мой приятель осел на пол, хотя в жизни видывал он много и ни в чёрта, ни в бога не верил…

У порога лежала огромная шкура медведя, точно такая же, как и в других избах, а рядом с ней старик с длинной седой бородой. Сколько он пролежал и когда умер, определить было невозможно. Мы подняли его и осторожно перенесли на кровать. Тело было абсолютно холодным и казалось невесомым – кожа да кости. Вышли мы во двор, стали искать лопату: надо похоронить человека, не оставаться же ему лежать так. Тут мой товарищ говорит, что надо бы кладбище найти. Может, там и откроется тайна этой деревни. Мы стали просто искать тропинки, и вот одна из них завела нас в лес. Тут уж моя очередь настала присесть от удивления.

На первый взгляд, это была обычная поляна, но внимание моё привлекло то, что деревья вокруг неё были обуглены дочерна, а в самой середине на выжженной земле чётко выделялись четыре полутораметровых круга, и почва в этих местах была как бы продавлена чем-то очень тяжёлым. Как будто стояли здесь раньше огромные столбы… Запаха гари не ощущалось. И никаких следов зверья или птиц. Тишина. Только дождь всё моросит.

Но кладбища мы не нашли. Тут мой приятель вдруг вспомнил, что мы не курили часа два уже. Закурили и ахнули. Дым от сигарет шёл ровной стрелой прямо вверх. Как будто кто-то тянул его. Чёртово место. Мы и про кладбище забыли, и про следы на земле. Побыстрее бы в деревню, похоронить старика, как полагается, и назад в лагерь, к ребятам.

Вернувшись, ни старика, ни шкуры мы не нашли. Снова обошли все дома и сараи, все те же камни или железо горят в печке, дым столбом над избами, а людей никого не видать. И шкуры медвежьи пропали куда-то.

Вечереть стало. Глянули на часы: и у меня, и у приятеля они стоят. Прикинули по времени: бродим мы около пяти часов. Вышли в шесть утра, значит, сейчас часов одиннадцать-двенадцать, до вечера, стало быть, далеко. А на дворе уже ночь почти. Тут мой приятель решил лопатой из печки вытащить камень. Расскажем, мол, о наших приключениях – не поверят. Достал он его и во двор в лужу бросил. Но камень этот… растворился сразу. Только дымок пошёл. Приятель закашлялся от этого дыма и потом по дороге несколько раз терял сознание.

Назад шли молча. И устали от дороги и погоды, да и вспоминать страшно. Вернулись мы в лагерь и решили ничего никому не говорить. Кто его знает, что оно за место? И тут ещё один сюрприз. Мы-то думали, что бродили часов шесть-семь с дорогой… А оказалось, прошло пять дней. Нас искали, а потом оставили поиски, решили, что мы погибли.

Приятель мой стал вести себя после этого случая странно: бросил курить, и всякое упоминание о дыме вызывало в нём страх. Он похудел и весил около сорока килограммов. И это при росте метр восемьдесят! Практически перестал разговаривать. Потом вдруг появилось у него увлечение: он начал рисовать. Днём и ночью рисовал и рисовал. На его рисунках были голубые фигуры медведей с протянутыми к небу лапами, а над ними сиял жёлто-оранжевый свет. Картин было множество, но каждая – точная копия первой. А через пять лет после того случая, когда мы набрели на проклятую деревню, неожиданно для всех он зарубил свою жену и детей-близнецов, которые родились у них через год после нашего возвращения из экспедиции. И выбросился из окна. Видимо, тот камешек, который мой приятель вытащил из печки, как-то повлиял на него.

Я после этого много пил. Всё никак не мог забыть тот дым и следы от четырёх кругов. Картин я не рисую. Однако появилась у меня новая привычка – в полнолуние я стал уходить из дома и бродить по городу. Какая-то невидимая сила тянет меня к Луне.

У меня, как и у моего приятеля, родились близнецы – две девочки. Говорить они начали в год и два месяца, а в физическом развитии опережают своих ровесников года на три. Единственное любимое их занятие – рисовать. Как мой приятель, они рисуют медвежьи фигуры с протянутыми к небу лапами…

Я всерьёз интересовался историей того края. Недавно узнал, что жители тех мест ещё в 40-х годах XX века уходили в леса, жгли там костры и поклонялись матери-медведице, но что это за деревня, в которой побывал Николай с приятелем, и почему время меняет в ней свой ход, я так и не разгадал.