Однажды у папы и моего тогда еще не мужа случился день рожденья (а родились они у меня в один день). Мы с мужем отпросились пораньше с работ и, не заезжая домой, поехали гулять в Измайлово, с тем, чтобы к назначенному мамой сроку вернуться на праздник. К сроку мы не успели, опоздали часа на два.
Когда мы вернулись домой, папа с легкой обидой сказал, что видел нас три часа назад по пути к той самой платформе Беговая (он шел от нее домой). Но видел он нас издалека и решил, что мы пошли за какими-то мелкими покупками и сейчас вернемся. А мы вот, дескать, загуляли, и плетем невесть что.
Мы физически не могли быть у платформы Беговая за три часа до того, потому что именно в это время мы сидели под дубом в Измайловском парке.
А внешность моего мужа тоже слегка выдающаяся: он высокий, стройный молодой человек с длинными волосами и несколько семитской внешностью. Если бы папа увидел одну меня, или одного его – ну обознался. Но много ли на Беговой девушек моей внешности (и комплекции, скажу я вам), прогуливающихся под руку с юношами внешности моего мужа?
Хотя вообще-то обознаться папа не мог. Во-первых, он не может никого перепутать со мной, а во-вторых, у него легкая дальнозоркость, ровно настолько, чтобы нельзя было сказать, что человека в десяти шагах его неверно опознал.
Время, “из которого” пришли те мы, которых видел папа, локализовать не удалось. У мужа в руках, по словам папы, была черная барсетка, которой у него никогда ни до, ни после того не было. А ту дорогу, по которой мы шли, два года спустя замуровали и теперь по ней вряд ли когда-нибудь можно будет пройти.