Было это 31 декабря 1990 года… Конечно, к Новому году все готовятся: пекут, варят, стряпают. Вот и я все это сделала, даже налепила пельменей. Накрыла стол, пододвинула его к дивану, вскипятила самовар. Торт приготовила. Села и сижу в одиночестве жду, когда Михаил Сергеевич Горбачев поздравит меня по телевизору с Новым годом. Он наконец поздравил. Я поблагодарила его, а часы пробили полночь. Встала я из-за стола и говорю вслух:
— Ну и что с того, что осталась я в этой жизни совсем одна? Никто не пришел сегодня ко мне в гости, да и я ни к кому не пошла, ибо не к кому ходить… Уж коли не довелось встретить Новый год с живыми, буду встречать с мертвыми.
И начинаю со скуки дурачиться. Устраиваю «домашний спектакль» для самой себя. Открываю дверь, ведущую из дома на двор, говорю с поклоном:
— Заходите.
А сама отступила в сторону от двери, встала в прихожей в угол. Жду. И что вы думаете? Внезапно заходят в дом все мои четыре брата, нынче покойные. Раздеваются, разуваются. Я стою, совершенно обомлев. Как говорится, с отвисшей челюстью. Следом за мертвыми братьями входят в дом другие милые моему сердцу покойники — отец и мать. За ними — мой муж; он вошел последним. И все они раздеваются, разуваются, а я гляжу на них и дивлюсь тому, какой необычной красоты у них одежда и обувка.
Справившись с душевным волнением и как бы смирившись с тем, что они все вместе пришли в гости ко мне (сама же ведь позвала!), я и говорю:
— У вас чудная обувка, такая красивая. Да и пальто у вас не такие, как у нас. Блестящие, переливающиеся… Иностранные, что ли?
Ну а они, свои иностранные пальто и башмаки скинув, проходят мимо меня в жилую комнату. Проходят молча. Не слышат как бы моих расспросов насчет чудной одежды. Вошли в комнату. Я — следом. Стали садиться за стол.
Я посчитала: нас восемь человек, а мест для сидения за столом оказалось семь. Семеро, включая меня, расселись, а один из братьев, оставшийся без места, бегает, бегает молча вокруг стола, суетится, ища, куда бы приткнуться ему. Кое-как усадила я его рядом с собой на краешек дивана. Достала из шкафчика восемь рюмочек хрустальных. Хотела налить шампанского, да не смогла открыть бутылку.
Говорю, обращаясь к моим дорогим гостям, явившимся с того света:
— Может быть, кто-нибудь из вас откроет бутылку?
Но все в ответ молчат по-прежнему. Как воды в рот набрали.
— Ладно, — говорю, — обойдемся без шампанского. Будем пить пиво. Есть у меня в запасе несколько бутылочек.
Разливаю по рюмкам пиво. Покойники ни слова не говоря, тянут свои руки ко мне, чокаются рюмками с моей рюмкой. И я отчетливо слышу звон хрустальных рюмочек при их соударении друг о друга.
Потом поставила я самовар, принесла конфеты, заварку. Торт разрезала, всем раздала по кусочку. Только взяла в руки чашку с чаем, как вдруг за окном закукарекал петух! Он жил в сарае у моих соседей. Глянула я, а все мои родные покойнички исчезли. Нет никого за столом. И главное — рюмки с пивом стоят на столе, на тарелках разложены куски пирога, и все это нетронуто… Но я же ясно видела, как они пили пиво, ели пирог. Делали это молча! Бросилась я в прихожую, но нет там ни обувки, ни одежды ихней чудной, иностранной.
Весь день потом ходила сама не своя. Крестилась да молилась. Да отдувалась: ай, мол, да я, встретила, дуреха старая, Новый год в компании с мертвецами!..
Так что советую всем и каждому: пожалуйста, не зовите покойников под Новый год. Может быть и похуже, чем у меня.
А я сколько раз звала, ниразу никто и не пришел. бывало и домового звала, тоже молчание.
АделинаЦитировать Ответить
Крыша сьехала от одиночества
DarinaЦитировать Ответить