Посторонние

Историю эту рассказала мне бывшая одногруппница, которую ей, в свою очередь, рассказала тетка Алла, женщина, как говорится, в возрасте.
Как-то зимой Аллу младшая сестра попросила съездить и проверить их дом, оставленный им матерью, что был в деревне П***. Они ездят, как я поняла, по очереди, раз в месяц. В этот раз очередь старшей была, но не смогла она – муж в больницу попал, не с кем дочь оставить, да и супругу поддержка нужна. Алла согласилась.
Деревня эта окружена лесом, и состоит всего из кучки жмущихся друг к другу, будто от холода, домишек. Лес кругом – густой, тянется на много километров. Водится там зверья немало, в том числе лоси и волки, которые не стесняются выходить к людскому жилью, особенно по ночам. У самой деревни пролегает дорога, соединяющая аж два районных центра – два ближайших города.
Алла приехала поздно вечером, на последнем автобусе. Тогда метель поднялась – все замело, ничего не видно. Бело-черная пелена перед глазами – снег да полоса леса. По заметенной тропе добрела до жилья, вдоль заборы, что во всех дворах высокие, массивные, и за каждым – собаки, одна другой больше.
Кое-как открыла засыпанную снегом калитку, по сугробам пробралась к крыльцу, и еще долго возилась в темноте и холоде с замком. В доме электричества нет, как впрочем, и водопровода, и газового котла. Темно, холодно, неуютно. Всю осень и зиму никто не жил здесь, и ничего не тронуто, не нарушено. Алла свечи зажгла, да лампы керосиновые, что еще со старых времен остались – осветила кухоньку, да большую комнату. Печь растопила, как смогла. До утра ведь оставаться.
Верхнюю одежду снимать не стала – только переобулась в валенки и стала чай греть. Чтоб хоть повеселей было, – песни напевает. За окном – метель, ничего не видно: непроглядная белая тьма. Ветер в трубе печной воет, и потрескивают фитильки свечей. Алла походила, походила по дому. Темно, половицы скрипят, мебель сквозь темноту проступает причудливыми формами… Жутко. Двери заперла, несколько раз перепроверила.
Тетка чая с мятой заварила, поужинала привезенной с собой едой, и решила пораньше спать лечь. В большой комнате они с сестрой никогда не ночевали – все помнили, как там гроб с покойной матерью стоял. Постелила в террасе, хоть там и холодно, но не так страшно – помещение небольшое, заставленное связками книг и сундуками, что еще от мамы достались.
Женщина окна зашторила, поставила на тумбочку у кровати лампу зажженную, завернулась во все пледы и спать приготовилась. Лежит в тишине и чувствует – жутко. В доме тихо, тихо… За стенами бушует непогода, а внутри – тишина. Алле даже шевельнуться боязно было, хотя не раз уж ночевала здесь.
Заснула быстро, благо очень устала и согрелась… Не помнит, сколько спала, как вдруг слышит сквозь сон голоса чьи-то приглушенные… Совсем близко. Глаза открывать не стала, прислушалась недоуменно… а по телу холодок пробежал.
Говорят двое, хрипловато, негромко и непонятно на каком языке… Сплошная тарабарщина. И тут женщина чувствует, что стоит кто-то рядом, по обе стороны кровати… Страх пробрал до самих костей. Лежит и шевельнуться не может. И глаза открыть боится. А голоса продолжают звучать… Ни одного слова разобрать невозможно… Тут Алла не выдерживает и глаза приоткрывает… Видит, склонилось над ней двое. Один – мужчина незнакомый, в старомодной шляпе, с усами, черными глазами, одет вроде в пальто, а второй… Женщина чуть с ума не сошла, увидев справа… огромную лошадиную голову, выступающую из темноты, и смотрит своими большими глазами и шевелит челюстями, будто жует, а вместо чавканья звуки человеческого голоса вырываются… Алла вскрикнула и сама себя под одеялом ущипнула, – думала, снится ей это всё… Но нет, ничего не пропало. Алла лежит, ни жива, ни мертва, как вдруг чувствует – за ногу её что-то схватило, за ступню – то ли рука, то ли лапа, и потихоньку тянуть с кровати начинает… А эти двое как стояли, так и стоят, и смотрят на неё, и все говорят, говорят, говорят… Мужчина кивает, а нечто с лошадиной головой челюстями двигает. Женщина снова закричит, как вскочит, и давай орать на весь дом благим матом, и руками махать. Кричит так, что у самой уши заложило, головой мотает и ногой отпинывает неведомую руку.
Когда охрипла и закашлялась, осмотрелась по сторонам – нет никого. И снова тихо. Керосиновая лампа тускло-тускло горит. Алла вскочила с кровати, перекрестилась, кинулась к двери – та закрыта. Прислушалась снова – тишина, только ветер шумит за окнами. Тетка углы и дверь перекрестила, а затем обратно на кровать залезла, взяв книгу, что первая под руку попалась и села читать, чтоб хоть как-то отвлечься и не заснуть. Так и просидела до утра. Часов в 7 вышла из комнаты, специально громко сама с собой разговаривая. В доме – никаких следов чужого присутствия. Алла тут же собралась и решила идти на дорогу, ждать любого автобуса до центра, лишь бы в доме не оставаться. Когда выходила и запирала двери, снова перепугалась не на шутку – к крыльцу от калитки, ведёт почти заметенные цепочки следов – одни человеческие, другие – следы копыт… Женщина снова перекрестилась и поскорее помчалась прочь, за пределы дома. Когда калитку запирала, заметила, что за следы за ней теряются, будто страшные гости начинали путь от этой самой калитки. Алла и её перекрестила и поспешила по тропе, к дороге, боясь оглядываться.
На автобус села через полтора часа, когда уже рассвело, и когда вконец чуть не окоченела.
Как мне известно, больше тетя Алла не ездит проверять дом, сколько сестра б её не упрашивала.