На даче у нас долгое время висела икона. Очень древняя, необычной круглой формы. “Тондо” называются такие иконы. На ней изображена Пресвятая Троица, сидящая за столом. Икона закопченая, местами потрескавшаяся. О какой сохранности можно говорить, когда в темные, полные неверия шестидесятые ее использовали в качестве крышки, которой прижимали в бочке кислую капусту. Но чем-то эта икона меня всегда притягивала. И вот однажды я решила ее с дачи забрать. Не знаю, почему. Привезла домой и повесила в детскую.
Сын у меня тогда только начал ходить, а вернее сказать, бегать. Мы проскочили ползание и перешли на бег и подтягивание. Он умудрялся вскарабкиваться на самые высокие полки стеллажа. Я, честно говоря, шокированная подобной прыткостью, никак не могла привыкнуть к новой беспокойной жизни. Повесив икону, я решила отзвониться маме. Болтала я минут пять. И вдруг меня осенило, что в детской поразительная тишина, ничего не бьется, не грохочет, не роняется. И тут меня как жаром обдало, я вспомнила, что окно на кухне настежь открыто, я швырнула телефон на пол и кинулась туда. Там мой годовалый балбес больше чем наполовину вылез из окна. С подоконника торчали только ноги, которыми он болтал в воздухе. Ему явно было весело, в отличие от меня. Я выдернула его из окна, захлопнула наглухо створку и упала в обморок. Когда я очнулась, он сидел на окне и, укоризненно глядя на меня, дергал за ручку.
Я более чем уверена, что это не случайность, потому что нельзя вот так вывалиться наружу и при этом не выпасть, а падение с восьмого этажа еще никому не продлило жизнь. Не так глобально, но его еще неоднократно что-то оберегало от разных неприятностей.