Был у меня один друг. Жил я тогда в Германии, и он, как и я, тоже приехал из России на ПМЖ. Дядька был неглупый, с хорошим образованием, но непутевый. Работу по специальности заграницей найти нелегко, и он скитался от подработки к подработке. Жену и детей не имел (или остались они в России, сейчас, по давности срока, не помню). Любил выпить, а заодно и поговорить. Живя в Германии, ко времени нашего знакомства, уже лет пять или шесть, учил меня многим важным мелочам, рассказывал о своих наблюдениях за местной жизнью. И вот, в очередной раз уволенный шефом с какой-то жалкой работёнки, вроде уборщика или грузчика, остался он без денег. Пошел в социальную службу, стал получать пособие. А его вроде как аккуратно хватало на то, чтобы поесть да за квартиру заплатить, ну, плюс еще немного. А дядька-то, хотя в целом не шиковал, но привык жить от одной бутылки хорошего коньяка к другой, да и – самое главное – по девушкам ездить, которых у него в городе и окрестностях было человек двадцать на заметке. Потом, когда все двадцать девушек поняли, что от моего знакомого ничего толком не добиться, ни замужества, ни дорогих подарков и совместных отпусков в Египте, – они как-то почти все одновременно от него отвернулись. И перешел Андрей (так звали этого непутевого дядьку) на девиц легкого поведения. А они в Германии недешевые (уж простите за детали) – самое малое пятьдесят евро за визит просят. Для Андрея с его социальным пособием – пустое дело.
– Я, конечно, могу выкроить деньги на один-два раза в месяц, – говорил он мне, – но что такое для меня два раза?! Только аппетит раздразнить…
И вот маялся он так, маялся, потом с какого-то времени гляжу – вновь повеселел, когда выпиваем вместе, не тоскует и живо, как раньше, делится подробностями любовных похождений.
– Что, работу нашел? – спрашиваю.
– Да нет, на социале сижу. Какой толк ящики таскать, получая те же деньги…
Вот проходит месяц, другой. Андрей в хорошем настроении, похождения не прекращаются, работы по-прежнему нет. Я сам не стал выведывать, что да почему, а он не рассказывал. Но вот, после очередной посиделки, выйдя проводить меня на местный вокзал (я жил в 30 км от его города), он вдруг говорит:
– А знаешь, где я деньги на проституток-то беру?
– Где?
– А вот слушай… Можешь, конечно, не верить…
“Сплю, значит, я как-то, напившись с горя (помню, всю бутылку выпил). Просыпаюсь часов в шесть утра, уже светает. Пить хочу-у, не могу… Квартира вся табаком и перегаром пропахла, мебель, блин, старая из Красного Креста… Обстановка – у меня в Барнауле квартира раз в пять культурнее была… Иду на кухню и думаю: и зачем я только в эту чертову Германию приперся? Сопьюсь в одиночестве… Попил, брякнулся снова в кровать. Заснуть не могу, лежу в какой-то дурной полудрёме. И вдруг явственно чувствую, что рядом на стуле кто-то сидит. Ей-богу, сидит! Я лицом к стене лежу, обернуться боюсь наотрез: так и чувствую, что там какого-то монстра увижу или еще что из мира белой горячки (хотя вроде бы и пил не каждый день, и вообще не так чтобы уж очень сильно). Стал про себя молитву читать – не пойми какую, просто “спаси” да “сохрани”. Даже “сгинь” боюсь упомянуть – чтобы гнев того, кто сидит, не навлечь… И тут – снова в сон провалился, резко так, будто по голове дали. И слышу, значит, во сне (просто слышу, не вижу ничего): “Деньги на баб отныне у тебя будут. По пятьдесят на каждый день. В первый день каждого месяца они будут появляться в бардачке твоей машины. Тратить их будешь только на проституток, а если что лишнее останется, хоть пятидесятка, – в последний день месяца положишь её в бардачок. Она исчезнет, зато назавтра там снова будут лежать полторы тысячи. А забудешь остаток положить, или потратишь на что-нибудь другое – новых денег больше никогда не получишь… не получишь… не получишь…” Брр! Это самое “не получишь” вибрировало в ушах всё утро. Я встал, взглянул на стул у кровати. Умылся, поехал за пивом. Достаю в машине телефон – проверить, не звонил ли кто, не писал ли. На экранчике дата: 1 октября 2002 года. Себя не помня, автоматически полез в бардачок…”
В общем, нашел он там, по его словам, обещанные во сне непонятно кем деньги. Я-то, естественно, не поверил ему и подумал, что совсем мужик от тоски, водки и безденежья скуксился, страшилки рассказывает. А то просто работу нашел, может, криминальную какую, говорить о ней не хочет. Вот и выдумал про сон для понту. Всякое такое думал я тогда. Ну что, друг он вроде бы хороший, говорить с ним интересно, помех не доставляет, а уже и помогал не раз. Будем дальше общаться, если всё пойдет нормально…
А Андрей жил-поживал, вроде бы и не работал, по девкам ездил, выпивал, но не запивался. Но настроение у него из всегда приподнятого стало постепенно всегда тревожным, а потом и вновь тоскливым. А потом – о, чудо – он стал жаловаться, что к женщинам его почти не тянет. И один раз, как бы между прочим, сказал мне:
– Жэка, я последний месяц из полутора тысячу в бардачке оставил. Пятисотку еле потратил…
Сказано это было вскользь, потом сразу о чем-то другом заговорили, и я, признаться, не помню, чтобы мы возвращались еще как-нибудь к этой теме. Андрюха стал меньше выпивать, реже выкуривал со мной по сигаретке. Помню, последний раз, когда мы курили с ним у него на балконе. Была сырая и бесснежная немецкая зима, вокруг мрачнели дома социального типа, для бедных. В таком доме, в маленькой двухкомнатной квартире он и прожил почти все своё время в Германии. Мы много говорили о чем-то повседневном, затем вспоминали прежние годы, Россию. Но единственная фраза, которую я отчетливо запомнил из того разговора, была такая:
– А я вот сегодня тысячу евро в машине забыл оставить. Выпил вчера и забыл. Теперь вот трать её на что хочешь. Но больше этих денег не будет… А и хрен с ними! Пойдём в комнату выпьем, холодно…
Когда я через два дня позвонил ему на мобильный, то мне ответил по-русски какой-то строгий женский голос:
– Андрей умер в понедельник.
И связь прервали. “Наверное, приехала сестра… Он рассказывал”, – автоматически подумал я. Звонить вновь после того, как она положила трубку, не было смысла. Я отправил смс с соболезнованием и какой-то невнятной просьбой сообщить подробности. Никто не ответил.
Когда через неделю я собрался и приехал, то у над кнопкой его звонка уже была табличка с другой фамилией. Позвонить я не решился, а соседи, пожилая немецкая пара, выехали из квартиры еще месяц назад. Больше в доме он ни с кем не общался. Так что спросить про судьбу Андрея мне было не у кого.