История из жизни

Прости меня, папа.
У вас в жизни бывали моменты, за которые вам было стыдно? Наверняка, бывали, вот и меня до сих пор мучает совесть за то, о чём я расскажу ниже. Кстати, для тех, кто читал мои предыдущие истории: эта была третья, убедившая меня в том, что мир совсем не такой, каким мы его видим. Первая история про моё перемещение в подъезде, вторая про домового.
В 1987 году я представляла собой девушку, выросшую в СССР, где нам с детства вдалбливали, что никакой мистики не существует, загробного мира нет, Бога нет, а царствие небесное выдумки попов, дабы нас советскую молодёжь от строительства коммунизма отвлекать, но случилось то, что заставило меня поверить в жизнь после смерти.
За три месяца до ниже описываемых событий я поругалась с отцом, причина была в простой родительской заботе обо мне: поздно приходишь домой, не говоришь, куда пошла и с кем. Я это воспринимала как ущемление своей свободы, как же, мне же уже стукнуло двадцать, а тут меня заставляют отчитываться, и я накричала на отца, чтобы он не лез в мою жизнь и не указывал, что мне делать.
«Я больше никогда не скажу тебе ни слова» – так я закончила нашу ссору. И не сказала.
Прошло приблизительно два месяца, после данного мной «обета» молчания, папа пытался со мной заговорить много раз, но я была беспощадна в своём упорстве и молчала, как партизан. Отец простудился и заболел воспалением лёгких. А я молчала. Его положили в больницу, он пролежал там три недели, а я ни разу не съездила его навестить, ведь тогда мне пришлось бы с ним заговорить, а я отстаивала свою глупую свободу. «Подумаешь, воспаление лёгких, ерунда какая, вылечат, у меня оно тоже было, попринимала таблеточек и всё прошло» – думала я. Слишком поздно положили его в больницу, как это часто у нас бывает. Не вылечили, умер папа.
Похоронили, помянули, и жизнь потекла дальше, дело приближалось к сороковому дню после его смерти. На улице стояло лето, а следующий день был выходным. Мне хотелось утром поспать подольше, поэтому чтобы солнце не разбудило меня раньше времени, я плотно задернула шторы, да и сама ткань, из которой они были сшиты, совсем не пропускала свет. В комнате было темно, и где-то часиков в двенадцать я улеглась спать.
Снится мне сон: как будто я иду по тёмному тоннелю, мне страшно, я чувствую: стены его живые, кто-то смотрит на меня из этих стен, вдруг слышу позади шум чьих-то шагов, оборачиваюсь и вижу старуху, она вся в чёрной одежде, лицо бледное и злобное и приближается ко мне с вытянутыми руками. Я прибавляю шаг, я уже почти бегу, но она всё равно успевает дотронуться до меня, и я просыпаюсь наяву от лёгкого прикосновения к плечу, сажусь в постели, оглядываю комнату, и вижу метрах в трёх от своей кровати, в совершенно тёмной комнате висит белое, почти с человеческий рост «облачко». Написать, что мне стало страшно – это значит ничего не написать. Передать словами, что я тогда почувствовала, я не могу, но могу с уверенностью сказать: я знаю как это, когда волосы на голове встают дыбом в прямом смысле этого выражения. Под кожей головы у меня возникло щекочущее движение, и было стойкое ощущение, что волосы распрямляются в разные стороны. Созерцание «облачка» длилось секунд десять, а, может, и того меньше, ничего больше я не рассмотрела, тело сковало от страха, но я заставила себя дотянуться до ночника и зажечь свет. Как только я это сделала, «облачко» исчезло.
Видимо, это отец приходил со мной проститься, а старухой во сне, думаю, была смерть, она разбудила меня для того, чтобы я нарушила свой «обет» молчания, а я опять не сказала ему ни слова, но теперь уже от страха. Прости меня, папа.