Кикимора(проклятые дети2)

Всё было пересказано ребятишками дяде и тётке, и они начали серьезно подумывать об этом странном событии, а между тем тихонько порасспросить странную девочку, как только случится её увидеть. Из расспросов детей родные мои получили такие сведения:
– Я та самая Саша, – сказала девочка, – которая постоянно озорничает, я проклятая матерью, меня унёс дедушка и вот сюда к вам послал за то, что прохожему хозяйка не дала воды испить, а как попала я к вам, вы меня видели – о ту пору я змеёй обернулась. А озорничаю я потому, что вы мне ни есть, ни пить не даёте. Давайте мне помягче спать, ставьте мне под лавку поесть, а то вот я и обносилась, – девочка своим сверстницам показала кое-где прорехи на белье, и тётка, узнав об этом, стала ставить под лавку пищу и детское чистое белье класть. Но замечательно, что никто из больших её не мог видеть, как только кто хотел её подкараулить – вороватый оборотень тотчас превращался в клуб пыли, в клочок сена, уносился в сторону и пропадал. Несколько раз подучали детей обманом выстричь на темени крестом волосы (народное поверье), но не креста надеть, ни на голове подстричь.
Однажды на вопрос детей, когда она уйдет, та отвечала:
– Я уйду спустя три года после пожара.
– А разве будет пожар?
– Да.
– Ты зажжёшь?
– Нет, такое полено попадётся, – отвечал оборотень.
Пожар действительно был. Много сгорело всякого добра у тётки, только благодаря родственникам наши успели скоро построиться. Однажды, кажется, о летнем Николе, тётка после обедни на пути к дому зашла в кабак, купила полуштоф водки да кое-какой закуски и пришла к моей матери, к своей родной сестре.
– Пойдём-ка, сестрица, ко мне, – сказала тетка, – я и самоварчик поставлю, встретим по-радушному праздник.
– Э, полно, Горюша, уж и так на тебя Божье попущение, чай, лет семь. Измаялась ты, – говорит моя матушка.
– Бог попустил за грехи, да ведь Он и милостив, сестрица.
Мать собралась, и пошли обе в новый теткин дом. Что же там – ребята на крыльце возятся да балуются, дома никого ничуть, а на столе, как в избу вошли, на чистой скатерти готов самовар, полуштоф вишнёвки, закуска теплая, а кто всё это уладил – никто не знает. Дядя в это время был в Москве. Старухи только ахнули и после не узнали, кто такое чудо сделал для новоселья. С этой поры кончились проказы оборотня, видно она, оставляя навсегда приют наш, от своего усердия сделала угощение.
“Лет десять маялись,” – говорила рассказчица, – “кажись бы, и дела все те же, и всё шло своим чередом, а вот пока эта кикимора в доме жила, так и деньги-то были как-то не споры. Наконец все пошло после этого, как следует….”