Серое, скучное лето того года я проводила на папиной даче. Было мне ровно восемь лет. Помимо меня на даче обитал папа, бабушка, впрочем, редко выходившая из комнаты, стайка детишек всех форм и размеров и Федорыч.
О Федорыче нужно рассказать отдельно. Это был лесничий, заросший, как терновый куст, но с весело поблескивающими карими глазами. Вид у него был тот еще: встретишь такого на тропинке, скорее за нечистого примешь, чем за простого лесничего.
Дети Федорыча, ясное дело, дразнили. А я нет. Я девочка была тихая, скромная. Любила Федорыча. И он меня любил. Конфетами угощал, истории всякие рассказывал. Про птичек, про букашек, про зверюшек. А однажды, вот про что рассказал.
Было это лет двадцать тому назад, Федорычу было около сорока. Но и тогда он был примерным работником: каждый день обходил лес, следил за всем, как директор на фабрике. И, однажды, стал кто-то проказничать в его лесу. Федорыч голову ломал-ломал, но так ничего особенно не выломал. На зверей не подумаешь: ну ловкость у них не та, чтобы ветки орешника в косы заплетать. И не оставит животное след человеческой босой ноги. Мальчишки тут явно не при чем были: следы были маленькие-маленькие, у редкой девочки будут такие. А безобразия все продолжались. У свежих, крепких деревьев обламывали ветки, на коре вырезали какие-то малограмотные надписи, пни выкорчевывали из земли. Если бы не крошечные следы, Федорыч бы подумал, что у него в лесу завелось племя диких вандалов. И еще одна деталь, безобидная, но страшно раздражающая: всюду на “местах преступлений” кто-то оставлял куколок из соломы и каких-то веревочек, похожих на сухожилия. Однажды, Федорыч не вытерпел и решил подстеречь безобразников. Долго ждать не пришлось.
Но ими оказались… Трое маленьких девочек, худеньких, взъерошенных, с ног до головы вымазанных в земле, и… Совершенно голых. В октябре-то месяце!
С трудом соображающий Федорыч, увидев, что “преступницы” намереваются продолжать свое дело, попытался их остановить: но одна из них так дернула бедного лесничего за бороду, что выдрала клок волос. Верующий Федорыч смекнул: “Нечисто”. И перекрестил девочку.
Та как отскочит, как завопит: “Ай, жжется, жжется!”, как кинется обратно в лес! Двое других подхватили: “Жжется, жжется!” и тоже деру дали. Тогда-то Федорыч и смекнул, что это были лесовички, лесные барабашки. Девочки, которых похитил леший…
Федорыч после этого тщательно обчистил лес, всех куколок собрал. Осиновых дров нарубил и зажег костер. Ох, как горело!
Когда перестал идти бесконечный мелкий дождик, Федорыч сводил меня на ту поляну, где костер жег. Огромное черное кострище. За двадцать лет не заросло… Но лесовички уже больше не появлялись.