Я работаю с женщиной, чьи истории меня просто потрясают. У меня нет и тени сомнений в их подлинности, и сейчас я расскажу одну из них (от ее лица):
Как ты знаешь, я родом из Татарии, деревня наша совсем рядом с городом Бугульмой расположена. Так вот, история эта приключилась с моей бабушкой, она тогда еще подростком была. Звали ее Катей, а дело происходило до революции.
И вот один год неурожайным выдался, на полях от жары да от засухи все повысохло и повымерло, а рядом с домом, где Катюшка проживала, поле барское находилось. То ли барин слово какое-то тайное знал, то ли крестьяне хорошо потрудились, но у него урожай не сгорел – все “цвело и пахло”. А еще он по новомодным аграрным веяниям вокруг поля посадки гороха сделал. И таким соблазном для детворы горох тот был – уж больно сладкий да сочный. Одно останавливало: охранник у барина ох и злой был, кого из детей на посадках увидит, кнутом так стеганет – что кожа вместе с мясом отрывалась. Да и рожа у того охранника была бандитская: глаз кривой, бороденка грязная, жидкая, торчит в разные стороны.
И вот, Катюшка как-то раз не выдержала, да тайком от папки с мамкой в посадки-то и ушла. Стоит, горохом давится, в желудке все «шкворчит». Услышала шум, обернулась в ужасе, а рядом охранник на вздыбившемся коне нарисовался. Упал ребенок от страха на землю, а у того жалости нет:
-Ах ты, ворюга, получай.
И плеткой ее, плеткой. Душераздирающий крик девочки донесся до родителей. Бросились они в посадки, а там охранник исступленно девочку хлещет. Отец своим телом ребенка накрыл, а мать уцепилась за стремя лошади, плача и умоляя его успокоиться.
После принесли девочку домой, а она чуть живая – дышит еле-еле, и глаза закатились. А позже выяснилось, что от страха ее парализовало: ни рукой не может шевельнуть, ни ногой, ни слова вымолвить.
Через некоторое время, когда раны на теле подзажили, повез отец ее в город к женщине-колдунье. Взглянув на девочку, покачала та головой:
– Не жилец. Даже пытаться не буду.
А отец, который души не чаял в своей Катюхе, в ноги женщине упал и взмолился:
– Что хочешь бери: лошадь, корову, только вылечи ребенка.
– Хорошо, веди и лошадь, и корову. Но я тебе ничего не обещаю…
Ребенка поместили в комнате у колдуньи, положили на кровать возле печи. Но колдунья кровать велела отцу на центр комнаты подвинуть. А когда он так и сделал, села она возле Катюшки, взяла ее за руку и молитвы давай читать. А прежде ей сказала:
-Сегодня за душой твоей придут. Ты, золотая моя, главное не бойся. А теперь спи давай, силы тебе еще понадобятся.
Глаза ребенка тут же закрылись, и заснула она глубоким сном.
А проснулась ночью от какого-то странного звука. Открыла глаза, смотрит – вокруг кровати свечи церковные горят, да иконы стоят. А шум из печки доносится. Пригляделась она, и чуть сердце от страху не разорвалось на части – вылез из печи черт, а за ним другой. И так ухмыляясь нехорошо, к девочке направились. Замычала она, головой задергала, а что толку – ни ноги, ни руки не действуют, лежат как плети.
И вдруг… как молния, сверкнуло что-то в ночи, и голова черта покатилась по полу с ужасным блеянием. Второй черт тоже заверещал как резаный и резво, как таракан, по стене пополз, а затем по потолку. И вот он уже почти над Катюшкой, глаза красные, руки к ней тянет… И снова сверкнула молния, голова черта отделилась от тела и упала на постель девочки. Та закричала не своим голосом, вскочила с постели и к двери. Забарабанила в нее, и тут же на пороге возникла колдунья. Схватила Катюшку в охапку и на улицу.
А там уже светает, так тихо и хорошо. Дала ей колдунья настоя выпить: горького и невкусного, но после него сразу легче на душе стало, словно и не было ночного кошмара.
-А теперь иди. И не бойся, что дом твой далеко, за двадцать километров. Ангелы тебя спасли, ангелы и домой приведут.
И действительно, бросилась девочка домой по дороге бежать, а ноги так и несут ее, так и несут. Как на крыльях к родному порогу долетела.
Все бы хорошо, да с той поры спать по ночам Катюшка не могла – все нечисть, из печи вылезающая, мерещилась…