Ревность куклы

Эта история случилась со мной несколько лет назад. Тогда я училась в первом классе, и на тот момент мне было почти семь лет. Я увлекалась шитьём. Увлекалась серьёзно. Причём, во время шитья я любила напевать всякие песенки, поэтому, будучи не очень внимательной, я отвлекалась и пребольно укалывалась иголкой. В моей коллекции было уже шесть игрушек, которых я сшила сама (сейчас их около тридцати, но я не помню точно, так как половина была отдана друзьям) и, разумеется, я их обожала и ложилась с ними спать. Брала всех, так как я думала, что те, кто останется ночевать в зеркальном холодном шкафу, обидятся на меня. И вот однажды я решила сшить ещё одну игрушку. Вернее, я хотела смастерить две игрушки сразу – для одной я сделала собачью голову и хвост, а для другой – человеческое тело. Вдруг, во время шитья ко мне в голову пришла интересная идея: пришить собачью голову и хвост к человеческому телу! Мне понравилось это решение, потому что все детали были из одной ткани, а собачья голова идеально подходила к человеческому телу, не нарушая пропорций. Немного подумав, я воплотила идею в жизнь. Получилось очень забавное существо, которое, как я потом узнала, называется «пушистиком» или «фуррем». Сначала я поставила его на четвереньки. Мне не понравилось – на обычного пса он не похож. Потом я поставила пушистика на задние лапы (внутри него был проволочный каркас).
– А что, неплохо-неплохо, – сказала я и стала думать, во что одеть новоиспечённую игрушку.
В итоге пушистик был одет в тёмно-синий плащ с накидкой из той же ткани, а на его голове красовался чёрный цилиндр с красной атласной ленточкой. Получился эдакий Скрудж МакДак в собачьем облике. Всё меня устраивало в нём, но даже нашитая добрая улыбка не делали его стеклянные злые глаза приветливыми, а мордашка была искаженна печальной гримасой. Когда я показала игрушку маме, она сказала: «Очень даже мило. С чего ты взяла, что он – злюка?» И я, дико довольная собой, затолкала Эйзена (так я назвала пушистика) в шкаф с игрушками. Только моей кошке Джеське не нравился фуррь – она на него шипела, как только я доставала игрушку из шкафа. Я посчитала, что это – инстинкты и ничего больше. И я снова, изо дня в день играла со своими игрушками, и ничего страшного не происходило, никакие демоны в моих советских «лялек», фарфоровых красавиц-куколок и мягких игрушек не вселялись. А через две недели я сшила ещё одного фурря. Он был почти такого же цвета, как и Эйзен, но на него я надела чёрный плащ, застёгивающийся на кнопочки и кроваво-красную жилетку. В качестве шевелюры я приклеила к его голове волосы сломанной куклы Барби и завязала той же красной ленточкой в хвостик. Я назвала нового пушистика Рамоном, хоть он очень сильно смахивал на девчонку-горничную. Или на дворецкого. Только вот мордашка у него была испорченна, – обтачивая швы, я сильно укололась и заляпала ткань кровью, поэтому я положила Рамона в коробочку и убрала её в дальний угол шкафа…
И вот однажды, спустя месяц, я решила «поженить» Эйзену (скажите честно, вы тоже в семилетнем возрасте устраивали свадьбы своим игрушкам) забавы ради. Сделав уроки, я кинулась на поиски подходящей «невесты» Долго искать не пришлось (хоть у меня было достаточно много игрушек). Наконец, надо было решить: чёрная собачка, сшитая мной или фарфоровая изящная брюнетка Изабелла, одетая в шикарное бальное платье. Выбор пал на Иззи. В тот же вечер я организовала пышную «свадьбу» по всем правилам: музыка, танцы, поцелуи… Вдоволь наигравшись, я пожелала маме и бабушке спокойной ночи и легла спать. Игрушки я не убрала. Надо сказать, что шкаф с зеркальными дверцами стоит перпендикулярно моей кровати, а кровать, рядом с которой я часто играла, – напротив двери. То есть, что бы выйти из комнаты, мне приходилось пройтись перед шкафом, отразившись в зеркале. Ну, так вот…
Я улеглась в постель, но долго не могла заснуть (меня часто мучила бессонница). Вдруг, я услышала звуки, похожие на невнятное пение, доносившиеся из шкафа. Сначала мне показалось, что это Джесс опять наелась кошачьей мяты, забралась в шкаф, когда я играла, и мяукает, умоляя, что бы её выпустили. Но кошка мирно спала в моих ногах. Я не решилась лезть в шкаф, ибо я была наслышана о том, что нельзя смотреть в зеркало ночью, а шкаф, напоминаю, был зеркальным. Тогда я решила разобрать слова песни, которая по звучанию была очень похожа на колыбельную. Голос у певца, а скорее, певицы был высоким, детским и грустным. Я вслушивалась долго. В первые минуты мне показалось, что песенка распевается на «ла-ла-ла», но потом я услышала несколько отдельных слов.
Завтра ла-ла ла-ла день,
Ла-ла-ла, ла-ла-ла..
А по ла-ла ла-ла тень
Ла-ла-ла, ла-ла-ла…
За стеной ла-ла ла-ла-ла
Спят ла-ла ла-ла…
Ла ла ты, моя ла-ла-ла ла-ла
Моя ла-ла-ла ла-ла…
Я вся обратилась в слух и, наконец, поняла, о чём поёт инкогнито в шкафу:
Завтра будет новый день,
Новый день, новый день…
А по стенам бродит тень,
Бродит тень, бродит тень…
За стеной все спят соседи…
Спят твои соседи…
Спи и ты, моя милая леди…
Моя милая ле… ди…
Мне очень понравилась колыбельная, но как только я отважилась спросить «Кто там поёт?», тут же заснула. Но спала я не долго. Меня разбудило неистовое шипение Джессики. Она металась по кровати, закрывая меня своим тельцем и глазами, полными ненависти и страха смотрела на игрушки, лежащие на ковре перед зеркалом. Я накрыла кошку одеялом и та притихла. Но спустя несколько минут мне показалось, что игрушки шевелятся! И это точно была не Джесс – она спала под одеялом, и точно не игра теней – деревья на улице стояли недвижно. Я притворилась спящей. Нет, я не боялась, я знала очень много историй о том, что ночью игрушки как бы оживают. Тут я услышала голоса.
– Рамона не было… – сказал кто-то моим голосом.
Я чуть не упала с постели. Кто мог говорить моим голосом!? Мой голос был не очень приятным, как у Persona99, это так, к слову, но спутать его с другим было сложно.
Потом мне показалось, что игрушки закивали. Из шкафа донеслось грустное пение девочки.
Я в темнице заточён
Заточён, заточён…
Умереть там обречён,
Обречён, обречён…
Странно, а мне казалось, что поёт кто-то женского пола, но инкогнито утверждает обратное. Вдруг раздался голос моей бабушки из-под кровати.
– А хозяйка-то не спит!
И снова колыбельная…
Завтра будет новый день,
Новый день, новый день…
А по стенам бродит тень,
Бродит тень, бродит тень…
За стеной все спят соседи…
Спят твои соседи…
Спи и ты, моя милая леди…
Моя милая ле… ди…
Веки тяжело опустились и я заснула.
Утром меня разбудила мама, но я не стала ей рассказывать о своих ночных приключениях и, позавтракав, ушла в школу. Потом я вернулась домой, сделала уроки, и каково же было моё удивление, когда я обнаружила у себя под кроватью белую кошечку, сшитую моей бабушкой! Я убрала игрушку в шкаф и наткнулась на ту самую коробку, в которой лежал Рамон. Я взяла коробку и открыла её. Ничего особенного я не увидела – игрушка лежит, как лежала и смотрит на меня печально-жалобным взглядом. Я кинула коробку в шкаф и положила Рамона на коврик перед кроватью так, чтобы игрушка отражалась в зеркале.
Был уже поздний вечер и я, немного поиграв с Эйзеном и Иззи, легла в постель. Рамона я оставила лежать на том же месте. Джесс я с собой не взяла. Все игрушки лежали на ковре… шкаф открыт…
Тут я услышала знакомое мне пение, но уже настойчивое, тревожное и ожесточённое.
Я любовью обделён,
Обделён, обделён…
Ото всех я отчуждён,
Отчуждён, отчуждён…
Я за это отомщу,
Отомщу, отомщу!..
Вам мозги прополощу,
Никого не отпущу!..
Знает пусть моя хозяйка –
Я не плюшевая зайка!
Леди, ты играла с Иззи,
Ты играла с кошкой Лиззи… (белая кошка от бабушки – прим. Авт.)
Эйзен, Лаки, Плюшка,
Но я – лучшая игрушка!
Я со всеми расквитаюсь,
И тебя не испугаюсь!..
Я всю жизнь провёл в коробке,
Песни напевая робко.
Петь, конечно же, чудесно,
Но теперь другая песня.
Будет чудо из чудес…
Моей жертвой станет… Джесс!
Вдруг он поднялся с пола, его глаза засветились зелёным светом и я… заснула. Когда я проснулась, родителей не было дома, но то, что я увидела, потрясло меня до глубины души – на коврике лежали изуродованные окровавленные игрушки. Да-да, окровавленные. Лицо Иззи было разбито, платье порвано, а из глаз медленно текла кровь (хотя, может, это была краска). У мягких игрушек были вспороты животы, а из их нутра тоже текла кровь… Я расплакалась, схватила Рамона и закричала:
– Ты – плохая игрушка, плохая! – прокричав это, я швырнула его в коробку и заклеила её скотчем.
Потом я полдня отстирывала игрушки от крови и зашивала им животы, заклеила личико Иззи… Но в этот же день пропала моя кошка Джесс… Она просто выбежала из дома и не вернулась. Как и сказал Рамон, уже навеки оставленный в коробке.